Наша библиотека

22.01.2018

Три великих Интернационала

Выделение исторических эпох нового времени, начиная с Великой Французской революции, проводилось многократно. Но по-настоящему научно это было проделано только в марксистской литературе, поскольку иная методология в конечном счете констатировала тот или иной миропорядок, молчаливо предполагая в качестве объективной истины господство эксплуататорских классов. Это в равной мере относится как к ученым трактатам домарксистских времен, так и к современным «перлам» социологии и политологии, переплюнувшим все мыслимые и немыслимые нормы пошлости в своих заявлениях об устарелости марксизма и якобы обнаружившейся на практике его неспособности справиться с объективными затруднениями, что выразилось в распаде СССР и мировой социалистической системы. В связи с этим можно привести цитату из предисловия к двухтомнику избранных произведений Маркса и Энгельса, звучащую сегодня весьма актуально:
«Буржуазия ненавидит учение Маркса. Сначала она пыталась при помощи заговора молчания не допустить распространения учения Маркса. Но упорной борьбой за правильное теоретическое выражение интересов и задач пролетариата и за действительное проведение их в жизнь обеспечено было влияние марксизма на пролетариат. В силу того огромнейшего авторитета и влияния, которое учение Маркса завоевало среди масс пролетариата и трудящихся, буржуазии пришлось переменить свою тактику. Лицемерно признавая научные заслуги Маркса, буржуазия через своих лакеев старается извратить его учение. Изменники социализма, ренегаты марксизма, социал-демократические вожди, превратившиеся в лакеев буржуазии, всеми силами помогают ей в этом гнусном деле, стараясь скрыть истинный смысл учения Маркса, подделать его в духе буржуазии, чтобы усилить буржуазное влияние на пролетариат, поддержать и спасти разваливающееся здание буржуазного общества, укрепить власть буржуазии, ее классовое господство».
Это написано 80 лет назад, в 1933 г, когда готовилось к печати издание избранных трудов, приуроченное к 50-летию памяти Карла Маркса, а в это время бушевал мировой экономический кризис, равного которому история еще не знала.
Но разве сегодня, в начале нового тысячелетия, каждое слово этой цитаты не относится к текущему положению дел? Разгорается мировой кризис капитализма, по сравнению с которым «великая депрессия» начала 30-х может показаться детской забавой. Мировая буржуазия, истратившая астрономические суммы на то, чтобы похоронить не только само учение Маркса, но и всяческую память о нем, вдруг снова бросилась до дыр зачитывать его труды и теперь уже тратит миллиарды долларов на их издание и приобретение, тем более, что самому доллару осталось жить недолго. Исполинская фигура Маркса опять встает во весь рост, и опять его силятся представить «освобожденным» от революционного изменения всего мирового уклада жизни.
Все это не заслуживало бы обсуждения (очередные вариации на тему слона и моськи), если бы по части генеральной линии мирового коммунистического движения все было в порядке. Когда В.В. Адоратский, директор ИМЭЛ при ЦК ВКП (б), директор Института философии АН СССР, главный редактор главных изданий произведений классиков марксизма-ленинизма, писал упомянутое предисловие, он знал, что, несмотря на капиталистическое окружение первого в мире государства Советов, есть еще и Коминтерн — могучее содружество всех, кто видел смысл своей жизни в избавлении человечества от буржуйского кошмара.
Как это ни может показаться парадоксальным, но даже грандиозное в политическом плане поражение, связанное с распадом СССР и мировой системы социализма, не настолько удручает, насколько сегодняшний идейный разброд. Общая численность всех компартий, возникших на месте почти 20-миллионной КПСС, далеко не дотягивает до 1 млн. Куда делись остальные? Если добавить, что средний возраст оставшихся в рядах компартий людей угрожающе высок, то проблема особой важности, неразрывно связанная с идейным разбродом — это проблема преемственности поколений.
Казалось бы, гибель СССР должна автоматически сделать лидером мирового коммунистического движения огромную по численности компартию Китая (87 млн. на 2012 г.), под руководством которой КНР за последние 30 лет добилась впечатляющих успехов. Но — консолидации в оставшихся странах социализма (КНР, Вьетнаме, КНДР, Кубе) не чувствуется. Есть, безусловно, героическая Куба, есть исключительная по идейной значимости фигура Фиделя Кастро, которого без всяких оговорок можно назвать прямым идейным наследником Ленина и Сталина с точки зрения сочетания в одном лице ученого-мыслителя и народного организатора — именно эти качества и составляют смысл понятия «вождь». Но великому Кастро уже далеко за 80, и состояние здоровья не позволяет ему, как прежде, занимать высшие государственные должности. Несмотря на это, он, как в свое время Маркс и Энгельс для всех революционеров Европы, является центром притяжения для всей прогрессивной Латинской Америки, куда перемещается «точка сгущения» мирового революционного процесса. При всем том латиноамериканские товарищи понимают, что мировое движение к социализму и коммунизму без России не в состоянии решить поставленных перед ним историей задач.
Сегодня мы стоим перед той же проблемой, с которой столкнулись Маркс и Энгельс после событий 1848-49 годов, Ленин после 1914 года — в условиях обострения противоречий между трудом и капиталом мировое коммунистическое движение находится под угрозой потери влияния на народные массы, а, значит, — под угрозой собственной гибели как ведущей силы мирового прогресса.
В основе проблемы — ослабление интернационализма в социалистическом лагере, отсутствие постоянных координирующих органов типа прежних марксистско-ленинских Интернационалов. Существующие ныне Социнтерн (окончательно выродившийся потомок II Интернационала, крах которого столь убедительно констатировал еще в 1914 г. В.И. Ленин), а также движение «За демократический социализм» (уродец, развившийся из троцкистского IV Интернационала) — никоим образом не в счет. Как это ни больно признавать, но приходится согласиться с оценкой прозвучавшей более 15 лет назад в письме Венгерской социалистической рабочей партии ко всем компартиям Европы:
«Национальные эксперименты по обновлению социализма не соединились в единый международный опыт. Мы следили за усилиями друг друга, но нам не удалось сформулировать общие факторы».
А ведь так было не всегда. Так не могло быть, пока существовал III, Коммунистический Интернационал, 94-летие которого мы отмечаем сегодня.
Для людей, имевших счастье жить и формироваться как личность в Советском Союзе, это вроде бы является азбучной истиной. Но сегодня уже выросло целое поколение, которому ни в школе, ни в вузе, ни тем более в СМИ о марксистско-ленинских Интернационалах ничего не говорилось. Буржуазия, придя к власти, усиленно творит «антиисторию». Но — как ни старайся, обманывать многих надолго нельзя. Напомним о ставших уже легендарными трех Интернационалах, основание которых связано с великими именами классиков — Маркса, Энгельса, Ленина.
***
I Интернационал (Международное Товарищество рабочих) был основан Карлом Марксом в Лондоне в 1864 г. Будучи идейным вождем Товарищества, Маркс написал Учредительный манифест, в котором ставились как стратегические задачи пролетариата (борьба за свержение капитализма, за полное уничтожение эксплуатации), так и тактические (координация действий рабочих союзов, «… существующих в различных странах и стремящихся к одной и той же цели, а именно: защите, развитию и полному освобождению рабочего класса».
Программные и учредительные документы I Интернационала были так составлены, чтобы доступ не был закрыт никаким сообществам, защищающим интересы рабочего класса. Это, с одной стороны, дало возможность лавинообразно расширить организацию (I Интернационал имел секции во всех ведущих странах Европы, а также в США и Австралии), с другой — привело к «засорению» мелкобуржуазными настроениями и постоянным острым дискуссиям, переходящим в полемику.
Созданный на волне подъема международного рабочего движения, объективно связанного с развитием капитализма, I Интернационал просуществовал относительно недолго: формально он был распущен в 1876 г., фактически концом его основной деятельности следует считать Гаагский конгресс 1872 г.

Маркс не занимал верховных руководящих постов в I Интернационале, он был лишь секретарем-корреспондентом для Германии и Голландии (позже — и для России), но его участие в работе Генерального совета фактически означало руководство всей организацией.
Любопытно, что уже после смерти Маркса Энгельс в переписке указывал, что Маркс не был Генеральным секретарем I Интернационала, но это мало помогало. Титул Генерального секретаря как-то сам собой связался с именем Маркса, и в дальнейшем придавал особую роль тому, кто его носил.
Несмотря на короткий — менее 10 лет — основной период работы, I Интернационал выполнил свою историческую задачу: банкротство всех домарксовских социалистических учений стало ясным для самых широких слоев пролетариата. В предисловии к английскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1888 г. Энгельс писал: «Когда… Интернационал прекратил свое существование, он оставил рабочих совсем другими людьми по сравнению с тем, какими он их застал в 1864 г.»
Основная деятельность I Интернационала отмечена Женевским (1866), Лозаннским (1867), Брюссельским (1868), Базельским (1869) и Гаагским (1872) Конгрессами, а также Лондонской (1871) Конференцией, срочно созванной в связи с событиями в Париже.
Вся история I Интернационала — это борьба Генерального совета «…с дилетантскими опытами и сектами, стремящимися занять в рядах самого Интернационала позицию против рабочего движения»
Так, во Франции активно действовали прудонисты, много навредившие на начальном этапе работы. Маркс дал уничтожающую критику прудонизма, заклеймив его как мелкобуржуазный утопизм, чуждый всякому революционному действию.
Увы, французские рабочие не отнеслись с должным вниманием к предостережениям Маркса и получили кровавый урок Парижской Коммуны, вожди которой находились под сильнейшим влиянием прудонизма.
В Германии бурную деятельность развил Ф. Лассаль, явно претендовавший на роль лидера всей немецкой революционной мысли и длительное время поддерживавший переписку с Марксом (1848-1862) как его якобы полный единомышленник и горячий сторонник. Однако, когда при личной встрече в 1862 г. Маркс подробно ознакомился с позицией Лассаля, он убедился, что роль пролетарского вождя Лассалю вовсе не к лицу. Лассаль был типичным мелкобуржуазным политиком, с одной стороны, игравшим на естественных стремлениях трудящихся раздробленной Германии к объединению, с другой — не пропускавшим возможностей подружиться с реакционной верхушкой прусской буржуазии и аристократии.

Даже Маркс, в открытой дискуссии в пух и прах разбивший Лассаля, едва не угодил в ловко устроенную прусской реакцией ловушку, расставлял которую не кто иной, как Бисмарк. Признавая заслуги Лассаля как социал-демократического пропагандиста и агитатора и исходя из интересов рабочего класса, Маркс положительно ответил на предложение сотрудничать в газете «Социал-демократ», главном рупоре лассальянцев. Более того, вхождение в редакцию «Социал-демократа», газету легальную, обещало Марксу (через ее главного редактора Швейцера) перспективу восстановления прусского гражданства и возвращение на родину после долгой эмиграции.
Однако внезапная смерть Лассаля (он был убит на дуэли в 1864 г.) и последовавшие за этим скандальные разоблачения обнаружили всю ренегатскую сущность как лассальянства, так и газеты «Социал-демократ». Лассаль, как выяснилось, заключил договор с Бисмарком, согласно которому он должен был приветствовать «от имени рабочих» аннексию Шлезвиг-Голштинии прусским режимом в обмен на всеобщее избирательное право. Ряд публикаций во славу Бисмарка и общий проправительственный тон газеты явно обнаружили единодушие между погибшим Лассалем и оставшейся швейцеровской газетой, сохранившей только название и полностью утратившей социал-демократическое содержание.

Ну чем не сегодняшние «Московский комсомолец» или «Комсомольская правда», названия которых звучат как прямое глумление над словом «комсомол»?
И вот в такую-то игру хотели втянуть Карла Маркса?
Швейцер, конечно же, апеллировал к тому, что необходимо использовать все легальные возможности для агитации, действовать как «реальный политик», т.е. в угоду полицейским требованиям сплошь и рядом переступать через интересы рабочего класса. Маркс на это презрительно ответил, что в таком случае он «не реальный политик» и заявил о своем отказе от сотрудничества в «Социал-демократе». Реакция на это последовала немедленно: Марксу было громогласно отказано в восстановлении прусского гражданства. Он встретил это с иронией: «Агитацию там мне разрешили бы только в том случае, если бы она имела желательную для Бисмарка форму. Я стократно предпочитаю мою агитацию здесь через Международное Товарищество» (Маркс в это время, напомним, жил в Лондоне).
Далее Маркс подчеркивает: «…успех этого Товарищества превзошел всякое ожидание в Англии, Франции, Бельгии, Швейцарии, Италии. Только в Германии мне, конечно, противодействуют последователи Лассаля, которые: 1) по глупости боятся ущерба их влияния; 2) знают, что я определенно высказался против того, что немцы называют «реальной политикой» (это такого рода «реальность», которая ставит Германию далеко позади всех цивилизованных стран)» .
С 1868 г. начинается новый этап борьбы внутри Интернационала, на этот раз с М.А. Бакуниным и бакунистами. Маркс, вообще настороженно относившийся к выходцам из николаевской России, имевшей, по его выражению, «голову в Петербурге, а руки во всех европейских столицах», вел идейную борьбу против бакунистов еще до 1868 г., но в этот период бакунинский «Альянс» еще не входил в Международное Товарищество. Бакунисты, явно проигрывая эту борьбу, в 1868 г. приняли решение о вступлении в Интернационал, как бы признавая его правоту. Однако на деле это означало ни много ни мало как «создание второго Интернационала внутри первого», как подчеркивал Маркс в уже упомянутом письме к Ф. Больте. Разумеется, с Бакуниным во главе.


Замах, как видно, не слабый, можно сказать — истинно российский. Только вот куда этот замах был направлен?
Бакунинская программа представляла собой эклектическую смесь из равенства классов, уничтожения наследственного права как исходного пункта социалистического преобразования общества, атеизма и воздержания от участия в политике (??). Казалось бы, сущий бред. Однако личные качества Бакунина как выдающегося организатора с авантюрным уклоном, энергичного агитатора с немалым обаянием снискали ему поддержку в Италии, Испании и значительной части Франции, поскольку бакунизм во многом перекликался с прудонизмом. Интересно, что прудонизм был полностью разгромлен идейно еще в 1847 г. в знаменитой работе Маркса «Нищета философии», написанной как ответ на прудоновскую «Философию нищеты». Но 20 лет спустя, уже после смерти Прудона, его мелкобуржуазные рассуждения заиграли в бакунизме с новой силой. Очень уж подкупающе звучала в лозунгах Бакунина идея соединения коллективной собственности с прудоновской абсолютной свободой личности, объявляемой высшей целью всего человеческого развития.
Бакунина наряду с Прудоном считают одним из основоположников анархизма, получившего затем значительное развитие — прежде всего, в России. Накал борьбы против бакунизма в Интернационале превзошел все предыдущие коллизии. Особенно он усилился после Базельского конгресса (1869 г.), где были увеличены полномочия Генерального совета. Поскольку Бакунин рассматривал Товарищество рабочих как модель будущего общества, где ликвидации подлежит не капитал, а государство (по Бакунину, именно оно создало капитал, которым каждый капиталист обладает по милости государства), он считал, что власть Генерального совета губительна для организации и деморализует сам Генеральный совет. Каждая секция Интернационала, по Бакунину, должна быть автономна, и каждый человек в каждой секции тоже автономен.
В общем, за 50 лет до батьки Махно его принципы протаскивались не где-нибудь, а в I Интернационале, и всучивались не кому-нибудь, а самому Марксу.
Период с 1868 по 1872 г., который можно охарактеризовать как заключительный в работе I Интернационала, отмечен диалектикой нарастания борьбы противоположностей. С одной стороны, авторитет Интернационала рос и оказывал все более заметное влияние на европейскую политику. Пика этого влияния организация достигла в дни Парижской Коммуны. Напомним, что в состав Коммуны вошли 23 члена I Интернационала (из 83 избранных). Это ли не доказательство авторитета? Первый в истории прорыв всевластия капитала — и почти треть по количеству и подавляющее большинство по идейному влиянию — члены I Интернационала! Да, к величайшему сожалению, это были в основном не марксисты, а бланкисты и прудонисты — оппоненты марксизма по дебатам в Интернационале. Да, они наделали массу ошибок, которых могли и не совершать — поэтому Коммуна просуществовала всего 72 дня.
Но сколько вместили в себя эти 72 дня!
Даже располагая только дико искаженной информацией о Коммуне, исходящей от ее врагов, весь мир понял, что перед ним — зародыш новой власти, власти тех, кто работает, а не тех, кто ворует и грабит. Поэтому вытравить память о Коммуне из сознания всех трудящихся и угнетенных оказалось не под силу мировой буржуазии, несмотря на все старания.
В то же время события 1871 г. невиданно остервенили господствующие классы, которые впервые почувствовали настоящую угрозу своему господству.
Говорят, в Париже по рукам
Коммунаров раньше узнавали.
Если бы ты был случайно там,
То тебя б за руки расстреляли.
Кстати, расстреливать «за руки» стало впоследствии любимым занятием мировой реакции: этим с упоением занимались и в российских карательных операциях 1905-1907 годов, и во время фашистских художеств в Италии, Испании, «третьем рейхе», и во всех последующих режимах и режимчиках, демонстрировавших позицию капитала по отношению к своим классовым противникам. События 1993 года в Москве — никоим образом не есть исключение.
Знаменитая работа Маркса «Гражданская война во Франции», напечатанная на следующий день (!!) после разгрома Парижской Коммуны, явилась новым манифестом I Интернационала, объявившим всему миру, что поражение Коммуны не есть гибель мирового революционного процесса, но только его начало:
«После троицына дня 1871 г. не может быть ни мира, ни перемирия между французскими рабочими и присвоителями продукта их труда… борьба неизбежно будет разгораться снова и снова во все возрастающих размерах, и не приходится сомневаться, кто в конце концов останется победителем — немногие ли присвоители или огромное большинство трудящихся. А французский пролетариат является лишь авангардом современного пролетариата.
Засвидетельствовав таким образом перед Парижем международный характер своего классового господства, европейские правительства вопят в то же время, что главнейшим источником всех бедствий является Международное Товарищество рабочих, эта международная контр-организация труда против всемирного заговора капитала… Буржуазный рассудок, пропитанный полицейщиной, разумеется, представляет себе Международное Товарищество рабочих действующим по способу тайного заговорщического общества, центральный орган которого назначает время от времени восстания в разных странах. На деле же наше Товарищество есть лишь международный союз наиболее передовых рабочих в разных странах цивилизованного мира… Почва, из которой оно вырастает, есть само современное общество. Это Товарищество не может быть искоренено, сколько бы крови ни было пролито. Чтобы искоренить его, правительства должны были бы искоренить деспотическое господство капитала над трудом, т.е. условия своего собственного паразитического существования.
Рабочий Париж с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества. Его мученики воздвигли себе памятник в великом сердце рабочего класса. Его палачей история уже пригвоздила к вечному позорному столбу, от которого их не спасут никакие молитвы их попов».
Ну, разве не актуальны сегодня слова Маркса, написанные более 140 лет назад? У современной буржуазии, которая «выпяливает глаза в тугой полицейской слоновости» на труды Маркса, есть все основания стервенеть не меньше Тьера и его приспешников, наблюдая, как мировой кризис разметает в прах идиотскую концепцию «однополярного мира» вместе с перспективой паразитского «золотого миллиарда».
Небольшая брошюра, заставившая с новой силой зазвучать лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», всерьез перепугала буржуазию, заставив ее переосмыслить итоги Коммуны и с ужасом уставиться на I Интернационал, готовый повторить Коммуну уже в международном масштабе.
Но сам Маркс и другие лидеры I Интернационала хорошо понимали, что эйфория от возросшего влияния организации крайне опасна. Энгельс отмечал: «К Интернационалу присасывалась всякая шваль. Находившиеся в нем сектанты обнаглели, злоупотребляли своей принадлежностью к Интернационалу и надеялись, что им будут дозволены величайшие глупости и низости… в Гааге пузырь лопнул… мы отделались с честью для нас от гнилых элементов (присутствовавшие на последнем решающем заседании члены Коммуны говорят, что ни одно заседание Коммуны не производило на них такого потрясающего впечатления, как этот суд над предателями европейского пролетариата)».
Что же произошло на Гаагском конгрессе?

Энгельс сделал специальный доклад о деятельности Бакунина и бакунистов, из которого явным образом следовало, что бакунинский «Альянс» претендует на диктаторство в Интернационале, не гнушаясь даже сотрудничеством с царизмом.
«Царь — это только средство. Великая цель освящает своей святостью любые средства, даже если они кажутся дурными». Такой лозунг кажется совершенно диким на фоне призывов к абсолютной свободе личности, но для Бакунина он совершенно нормален, если вспомнить его собственное прошение царю, написанное из Петропавловской крепости:
«Молю Вас только о двух вещах, Государь! Во-первых, не сомневайтесь в истинности слов моих; клянусь Вам, что никакая ложь, даже тысячная часть лжи не вытечет из пера моего!»
И это — страстный борец за свободу личности? Претендент на роль вождя международного пролетариата?
«Доказательства!» — завопил кто-то из бакунистов из зала Конгресса, может быть, это был и сам Бакунин.
Доказательства истинности бакунинских циркуляров и обращений представил Поль Лафарг, а вместе с ним — русский эмигрант, член Интернационала Утин. Энгельс подытожил: «Впервые в истории борьбы рабочего класса мы сталкиваемся с тайным заговором внутри самого рабочего класса, ставящим целью взорвать не существующий эксплуататорский строй, а Товарищество, которое ведет против этого строя самую энергичную борьбу Это заговор, направленный против самого пролетарского движения».
Подавляющее большинство Конгресса проголосовало за исключение Бакунина и его сторонников из Интернационала.
Этот раскол, спровоцированный бакунистами и прудонистами, оказался весьма губительным — обозначились новые разногласия, подрывавшие монолитность организации и умалявшие ее политическое влияние. Хотя Парижская Коммуна была, по выражению Энгельса, «духовным детищем» Интернационала, благодаря именно ей он обрел в Европе нравственную силу, но сразу же после 1871 г. возникла ожесточенная полемика между отдельными политическими направлениями, оспаривавшими друг у друга исключительное право на использование результатов, достигнутых Коммуной. Энгельс с величайшим сожалением писал об Интернационале этой поры: «Он был выдвинут на авансцену европейской истории в такой момент, когда для него повсюду была отрезана возможность всякого успешного практического действия. События, поднявшие его до положения седьмой великой державы, не позволяли ему в то же время мобилизовать и пустить в ход свои боевые силы под страхом верного поражения и упадка рабочего движения на целые десятилетия. К тому же со всех сторон напирали элементы, пытавшиеся использовать так быстро выросшую славу Товарищества в целях своего личного тщеславия или личного честолюбия, не понимая или не учитывая истинного положения Интернационала.»
Гаагский конгресс, увы, не ликвидировал эту полемику, как на то надеялись марксисты. В 1874 г. было принято решение о переносе штаб-квартиры Интернационала в США, где имя Интернационала еще не было запятнано бесконечными «выяснениями отношений». Энгельс с болью в душе объясняет это решение: «… ввиду невозможности при всеобщей реакции отвечать поставленным повышенным требованиям и поддерживать всю полноту своей деятельности не иначе, как ценою ряда жертв, от которых рабочее движение должно было истечь кровью…».
Однако вскоре и в Америке престиж Интернационала упал до недопустимо малого уровня, поскольку революционный процесс находился здесь на значительно более раннем этапе развития, чем в Европе. Маркс и Энгельс констатировали: «В старой форме он себя пережил… следующий Интернационал будет — после того, как учение Маркса в течение нескольких лет будет все более и более усваиваться — чисто коммунистическим».
***
Основатели научного коммунизма, конечно, страстно мечтали о новом мощном подъеме революционного движения, но при всем том ясно понимали, что 70-е годы XIX в означают наступление периода глобального развития капитализма в условиях его полного мирового господства. Поэтому яростные выступления с оружием в руках, характерные для ушедшей эпохи буржуазных революций (1789-1871) должны смениться углубленной разработкой теории социальной революции, основой которой должно стать исчерпывающее знание законов развития капиталистического общества. В это время создается бессмертный марксов «Капитал» — и одновременно выползает оппортунизм, отрекающийся от классовой борьбы, проповедующий соглашение с буржуазией, якобы констатирующий «перерождение классов» и тем самым объявляющий классовый анализ общественных процессов «устаревшим».
Как это созвучно современным бормотаниям об «общечеловеческих ценностях», «политических реалиях, основанных на здравом смысле», «ликвидации пролетариата при переходе к постиндустриальному обществу» и прочем наборе «макакавок», предназначенных исключительно для затуманивания общественного сознания! Человек за компьютером, удовлетворяющий потребности общества посредством информационных технологий, является таким же пролетарием, как и человек у станка, делающий то же самое за счет машиностроительных технологий. Разница — в том, что средства производства, на которых он работает, предоставляют в распоряжение тех, кто ими распоряжается, гораздо большие возможности. Вопрос — все тот же: кто ими распоряжается?
70-80-е годы XIX века — это, с одной стороны, развитие социал-демократии с оппортунистическим душком, с другой — упорное передвижение центра тяжести революционной борьбы из Западной Европы в Россию. Причем и то, и другое имело место под флагом усвоения марксизма.
Германская социал-демократия, оказавшаяся в авангарде революционного процесса в 70-е годы, с самого начала примкнула к теоретическим положениям Маркса. Вспомним, что Лассаль целых 15 лет уверял, что он еще больший марксист, чем сам Маркс, пока ему не протянул кончик пальца канцлер Бисмарк. То же можно сказать и о новых «преемниках» Маркса Э. Бернштейне и К. Каутском, возглавивших социал-демократию Германии с 80-х годов.
Отметим: Маркс и Энгельс никогда не отождествляли себя с социал-демократами. Они всегда называли себя коммунистами и считали такое название единственно правильным для пролетарской партии, последовательно отстаивающей интересы людей труда, поскольку ключевым моментом программы такой партии является обобществление средств производства.
Но в 60-70-е годы XIX века возник целый ряд партий, называвших себя социал-демократическими и также включавших обобществление средств производства в свои программные требования. Поэтому Маркс и Энгельс считали возможным сотрудничать с социал-демократической партией Германии и даже вступить в ее ряды, поскольку главное расхождение между коммунистическими и социал-демократическими принципами на тот момент отступало на задний план. Они «мирились» с оппортунистическим названием партии лишь при том условии, что партия в своей программе выдвигала в качестве основных целей свержение власти буржуазии, отмену частной собственности на средства производства, овладение ими пролетариатом, революционное преобразование всей совокупности общественных отношений — т.е. обозначала движение в наиболее правильном направлении с точки зрения выражения пролетарских интересов. Энгельс на закате дней писал: «У нас с Марксом было прекрасное, научно-точное, название партии, но не было действительной, т.е. массовой, пролетарской партии. Теперь (конец XIX века) есть действительная партия, но ее название неверно. Ничего, «сойдет», лишь бы партия развивалась, лишь бы научная неточность ее названия не была от нее скрыта и не мешала бы ей развиваться в верном направлении».
Безусловно, после смерти Маркса определяющей в мировом коммунистическом движении стала роль Энгельса. С этой позиции образование II Интернационала (Париж, 1889 г.) — это, прежде всего, Энгельс.
Нельзя при этом не учитывать, что организационно II Интернационал возникал стараниями уже новых фигур — прежде всего Эдуарда Бернштейна и Карла Каутского. Тогда, в 80-е, еще молодые люди (Бернштейн родился в 1850 г., Каутский — в 1854 г.), они развили достаточно бурную деятельность, что хорошо видно по их переписке с Энгельсом. Так, в переписке с Бернштейном (1881-1884 гг) Энгельс с поразительным терпением разъясняет молодому, но уже явно проявляющему социал-реформизм и симпатизирующему буржуазной демократии Бернштейну азбучные истины марксизма, искренне надеясь на то, что в будущем он вырастет в одного из лидеров нового Интернационала. Судьбой, однако, было уготовано стать многолетним идейным вождем этой организации Карлу Каутскому, который приходил к марксизму достаточно извилистым путем.

Но если Бернштейн, несмотря на все усилия Маркса и Энгельса, так и не стал настоящим марксистом, то Каутский с особой гордостью заявлял: «Я пришел к марксизму умозрительно, как к единственно правильной науке».
В самом деле, Каутский, будучи сыном чеха и немки и уроженцем Праги, с детства впитал ненависть к поработителям Чехии — австрийцам. Он зачитывался Гейне, был поклонником Дарвина и дарвинистов, со всей юношеской непосредственностью переживал события 1870-71 годов во Франции и мечтал о независимой Чешской республике.
К немецкой классической философии он обратился под влиянием матери — Минна Каутская была выдающейся писательницей, человеком высокой эрудиции и близким как к высшим сферам искусства (в молодости она была театральной актрисой и мечтала о великих сценических достижениях, но была вынуждена оставить сцену по состоянию здоровья), так и к революционным кругам (вступив в социал-демократическую партию, она вложила все свои творческие силы в романы и публицистику).

Маркс и Энгельс считали книги Минны Каутской не только талантливыми, но и весьма полезными для развития социал-демократического движения. Так что молодой Карл Каутский приходил к марксизму, в сущности, не своим умом, как постоянно подчеркивал, а благодаря авторитету матери и, в дальнейшем, жены Луизы, обладавшей столь же смелым и решительным характером, что и свекровь.
Как бы там ни было, но лучшее свое произведение как марксист он написал именно в пору воздействия на его мировоззрение этих двух незаурядных женщин — «Экономическое учение Карла Маркса (1886 г.).
К концу 80-х годов противоречия в европейском социал-демократическом движении чрезвычайно обострились. В авангарде движения, как и полагалось, находились Германия и Франция. Если ситуация в Германии, пусть и с большими затруднениями, все же могла считаться контролируемой могучим умом Энгельса, то во Франции, после амнистии коммунарам, тонко и хитро объявленной в 1880 г., получило развитие движение поссибилистов, равносильное немецкому ревизионизму и провозглашавшее отказ от классовой борьбы. Разногласия между поссибилистами и революционными социал-демократами, возглавляемыми Ж. Гедом и П. Лафаргом — зятем Маркса — достигли апогея к началу 1889 г., когда социалисты предложили собрать Всеевропейское объединительное совещание. В феврале в Гааге такое совещание состоялось, однако ни одного делегата от поссибилистов на совещании не появилось. Это было явной провокацией — всем поссибилистским организациям были разосланы приглашения, и отказов не поступило. Такой пошлый «бойкот» вызвал соответствующую реакцию: в Гааге было решено созвать Международный социалистический конгресс уже без всяких поссибилистов. Душой этого решения был Поль Лафарг.

Энгельс одобрил итоги Гаагского совещания: «Вы уже наполовину выиграли сражение — писал Энгельс Лафаргу. — Используйте завоеванную в Гааге позицию как отправной рубеж будущих успехов».
Само собой, поссибилисты объявили, что затея социалистов — это пустая авантюра, и, опираясь на сношения с проправительственными силами, пригрозили сделать все для срыва Конгресса, если он будет проводиться во Франции.
Угроза показалась весьма опасной, и осторожный Вильгельм Либкнехт предложил провести Конгресс не во Франции, а в Швейцарии. Предложение Либкнехта было поддержано многими социал-демократами, и даже Поль Лафарг заколебался.

Энгельс же встретил этот план в штыки. Ради организации Конгресса он даже отложил главную задачу своей жизни — работу над третьим томом «Капитала». Он использовал весь свой авторитет и всю могучую энергию, чтобы Конгресс состоялся именно во Франции, и сумел убедить Лафарга в том, что, во-первых, уступки угрозам будут означать победу поссибилистов, и, во-вторых, проведение Конгресса где-либо еще будет означать сход французской социал-демократии с международной арены. Опытный тактик, Энгельс с особой остротой чувствовал значимость момента. Только быстрота могла обеспечить успех.
Либкнехт в Лейпциге тоже получил весьма резкое послание Энгельса: «Твой совет французам при известных условиях найти путь к какому-либо соглашению… то есть пойти и подставить спину, чтобы получить пинок, естественно, взбесил их. Этот совет и твое возмущение тем, что мы… показали поссибилистов такими, как они есть, то есть людьми, получающими средства из рептильного фонда оппортунистов,… становятся понятными только в том случае, если ты хотел оставить себе лазейку, чтобы даже после полученного пинка затеять еще маленькое дельце за страх и риск немецкой партии».
Подобное послание соратнику по революционной деятельности можно сравнить прямо-таки с хорошей оплеухой. Энгельс без устали доказывал, что встреча социалистов всех стран будет означать либо подчинение оппортунизму, либо его разгром. Момент вызова противника на открытое противостояние назрел.
Лафарг, вдохновленный поддержкой Энгельса, развил бурную деятельность. Нельзя забывать и о том, что рядом с ним была дочь Маркса Лаура. Отношения Поля и Лауры вполне заслуживают сравнения с отношениями самого Маркса и его жены Женни.
Из трех дочерей Маркса, достигших зрелости, Лаура была больше всех похожа на мать — «…румяная блондинка с пышными кудрявыми волосами, которые отливали золотом, как будто в них светилось заходящее солнце».
Лафарг боготворил свою жену не меньше, чем его великий тесть, при том, что Маркс весьма неодобрительно относился к намерениям Лауры и Поля вступить в брак, напоминая об огромных лишениях, ожидающих революционеров на их жизненном пути. Молодые люди не послушались его совета, и это, пожалуй, был единственный случай, когда Маркс оказался неправ. Из всех детей Маркса только Лаура дожила до преклонного возраста, причем ее жизнь с Лафаргом в самом буквальном смысле соответствовала притче: «Они жили счастливо и умерли в один день».

Днем открытия Международного социалистического конгресса был выбран день столетней годовщины штурма Бастилии —14 июля. Опасность, которую несли поссибилисты всему рабочему движению, привела к сплочению революционеров — Энгельс все рассчитал абсолютно точно. Благодаря проведенной им гигантской организационной работе Конгрессом заинтересовались социалисты всех стран Европы и США.
Характерная деталь: совсем незадолго до начала Конгресса Энгельс через Бернштейна и Элеонору Маркс-Эвелинг попытался в последний раз склонить поссибилистов к единству действий. Но они снова отказались, демонстративно наметив проведение собственного конгресса на то же самое время.
Несмотря на все происки, Конгресс открылся точно в назначенный день и прошел с огромным успехом. Прибыли около 400 делегатов от 20 стран. Участники Коммуны принесли с собой простреленные знамена 1871 года, сохранявшиеся в глубокой тайне все это время (вот вам, господинчики поссибилисты, продажные твари!). Эмблемой Конгресса были красные гвоздики, украшавшие грудь каждого из делегатов. Весь зал пламенел кумачом, столь любимым Марксом.
Конгресс открыл Поль Лафарг:
«Сегодня у Франции великий юбилей. Ровно сто лет назад буржуазная революция выбила из-под ног Луи Бурбона его могучую опору — мрачный застенок — Бастилию».
Овации прервали его речь. Выждав необходимое время, он продолжал:
«Но что же мы видим сейчас? Чем стала Франция для рабочих спустя век после падения Бурбонов? Буржуазия всю страну превратила в Бастилию для пролетариата! Этого нельзя долее терпеть…»
Рукоплескания снова остановили Лафарга. Это вызвало еще большее вдохновение оратора, да и вообще Лафарг не умел быть равнодушным. Нет, не случайно дочь Маркса решительно связала с ним свою жизнь вопреки возражениям великого отца. Сверкая глазами, Лафарг говорил о целях, задачах и значении Конгресса. Битком набитый зал ловил каждое его слово. Завершил свое страстное выступление Лафарг — ну, конечно же! — вещими словами Коммунистического Манифеста:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Такое блестящее начало задало тон всему Конгрессу. Сменялись ораторы на трибуне, говорили о множестве животрепещущих проблем, но генеральная линия, обозначенная Лафаргом, все больше крепла: требования и программа действий марксистов нашли полную поддержку делегатов.
Россия была представлена шестью делегатами, от имени которых произнес яркую речь Г.В. Плеханов. Он с исключительной убедительностью противопоставил творческое научное начало марксизма авантюризму российских народников (еще свежо было в памяти дело «вторых первомартовцев», с которыми свирепо расправился режим Александра III; среди казненных был Александр Ульянов). В заключение своей речи Плеханов сказал:
«Русские цари были коронованными жандармами, считавшими своей священной обязанностью поддерживать реакцию во всех странах — от Пруссии до Италии и Испании… Вот почему торжество революционного движения в России было бы торжеством европейских рабочих.

Промышленный пролетариат, сознание которого начинает пробуждаться, нанесет смертельный удар самодержавию. А пока наша задача состоит в том, чтобы вместе с вами отстаивать дело международного социализма, всеми средствами распространять учение социал-демократии среди русских рабочих и повести их на штурм твердыни самодержавия.
В заключение повторяю — и настаиваю на этом важном пункте: революционное движение в России победит только как рабочее движение, или же никогда не победит!»
Поссибилисты, пытавшиеся в те же дни провести свой съезд, потерпели полное поражение. Число людей в их залах заседаний таяло на глазах. Лафарг, сообщавший Энгельсу обо всем происходящем в это время в Париже, констатировал: «Поссибилисты совершенно деморализованы. На последнем заседании их конгресса присутствовало всего 58 человек».
Социалистический же Конгресс, напротив, с каждым днем своей работы набирал силу и привлекал все большее внимание. От имени женщин-работниц блестяще выступила Клара Цеткин. Она доказывала, что нельзя отделить освобождение женщин от двойного гнета — в труде и в семье — от борьбы за социализм.

Ее выступление вызвало противоречивые отклики. Ряд делегатов решительно возражал против участия женщин в политике. Однако после выступления Августа Бебеля, который заявил: «Без женщин-соратниц и вам, мужчинам, не сбросить своих цепей!», верх одержали марксисты — сторонники полного равноправия женщин.


Бебеля поддержали в своих выступлениях Жюль Гед, Вильгельм Либкнехт и — особенно! — Поль Лафарг. Еще бы! Уж он-то имел на этот счет более чем убедительные доказательства на своем собственном примере.

Американские делегаты напомнили Конгрессу о трагедии в Чикаго в мае 1886 года и о достижении вершины грабительской системы капитализма в Соединенных Штатах.
У реакции всей Европы безусловный триумф социалистического Конгресса и крах съезда социал-реформистов вызвали нешуточную тревогу. Бисмарковское бюро социальной политики озабоченно сообщало: «Марксистский конгресс гораздо значительнее другого, так как все его участники были крайне революционными социалистами. В ходе его выявилось, что немцы своей организацией и успехами подают пример всем другим нациям». Перед взором Бисмарка и его жандармов продолжали витать сущим кошмаром картины 1848 года и Парижской Коммуны!
Когда повестка дня Конгресса была исчерпана, представитель французской Федерации синдикатов предложил принять резолюцию о международной манифестации в честь мирового единства пролетариата в день памятной даты событий в Чикаго — Первого мая. Резолюция предлагала рабочим всех стран собираться в этот весенний день и предъявлять властям ряд требований, принятых на Парижском конгрессе. Она была единогласно принята.
Нынешний, 2013 год — это 124-й год великого праздника Международной солидарности трудящихся, который теперешняя жалкая буржуазная «демократия» силится украсть у всех нас вместе с днем Великой Октябрьской революции, днем Советской Армии и прочими праздниками, составлявшими гордость советских людей. Взамен подсовываются разные суррогатные, фальшивые подобия праздников, не принимаемые никем всерьез, вроде дня святого Валентина, прощенного воскресенья, дня независимости России (неизвестно от кого), дня позорной ельцинской конституции, которую никак невозможно писать с прописной буквы, совсем уж по-идиотски состряпанного дня «народного единства» и т.д., и т.п.
Право же, по сравнению с этой позорной возней деятельность поссибилистов выглядит куда как презентабельно, тем более, что после провала своего съезда они выступили с заявлением о согласии с главным марксистским требованием о переходе средств производства в общественную собственность. Правда, они тут же оговаривались, что борьба за улучшение положения рабочих не должна считаться подготовкой революции. Каким же образом надлежит осуществлять смену собственности, они не поясняли. Но даже при таких декларациях никому не приходило в голову, например, обозвать день штурма Бастилии «днем согласия и примирения с Бурбонами» или еще как-нибудь в том же духе.
После принятия парижским Конгрессом сверх повестки дня решения о праздновании Первого мая Энгельс ликующе писал Лауре Лафарг: «Это — лучшее из того, что сделал наш Конгресс!». А в предисловии к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1890 г., подчеркнуто датированном «1 мая», Энгельс восклицал:
«Зрелище сегодняшнего дня покажет капиталистам и землевладельцам всех стран, что пролетарии всех стран сегодня действительно соединились. О, если бы Маркс был теперь рядом со мной, чтобы видеть это собственными глазами!»
Итак, новый, II Интернационал начал отсчет своего времени с Парижского конгресса 1889 года. Сразу же, несмотря на блестящее начало, в его работе обозначились серьезные проблемы.
Так, Бернштейн и Каутский, получив достаточно большую власть в исполнительных органах II Интернационала, в 90-е годы практически перестали считаться с Энгельсом даже в тех вопросах, где, кроме него, не мог быть авторитетом никто. С достаточной долей лицемерия они «оправдывали» свою деятельность состоянием здоровья Энгельса.
Действительно, упорная работа над третьим томом «Капитала» весьма заметно отразилась на здоровье Энгельса. Сначала это проявилось в ухудшении зрения (здесь ему приходилось прибегать к помощи Элеоноры Маркс-Эвелинг и Луизы Каутской, которые писали под его диктовку), затем, после улучшения, он возобновил самостоятельную работу над рукописями Маркса со все возрастающей интенсивностью.

Всю зиму и весну 1893 года Энгельс работал без малейшего отдыха, зачастую забывая и про сон. Он не мог позволить себе хоть ненадолго расслабиться, потому что твердо знал: эту работу в состоянии выполнить только он. Работая над рукописью третьего тома «Капитала», он не уставал восхищаться могуществом мысли, стройностью и красотой гениального труда.
При этом он совершенно не думал о своей роли в авторстве «Капитала», стремясь во что бы то ни стало реализовать его издание. Энгельс решительно пресекал любые намеки на то, что его имя имеет полное право появиться на обложке третьего тома рядом с именем его покойного друга. Все почести и признательность он относил исключительно к памяти Маркса.
Высшая степень благородства? Да, несомненно. Но также и ощущение того, что, работая над наследием Маркса, Энгельс общался с умершим другом как с живым и поддерживал этим собственный душевный огонь.
Но вот работа закончена. К лету 1893 г. судьба «Капитала» определяется уже не мыслителем, а издателем. Только теперь Энгельс может себе позволить принять непосредственное участие в работе Конгресса II Интернационала в Цюрихе, уже третьего по счету. И это стало, несомненно, главным в работе Цюрихского конгресса.
Конгресс начался острыми дискуссиями между марксистами, реформистами и анархистами. Это ни в коей мере не разочаровало Энгельса, который был избран почетным председателем. Когда прозвучало имя Энгельса и он направился к сцене, где заседал Президиум, то все делегаты встали и приветствовали его бурной овацией. Энгельсу никто не мог дать его возраста — приближалось уже его 73-летие, а он был все так же строен, красив и элегантен, как в прежние годы. По пути к сцене он не лавировал по проходам, а перепрыгивал через скамьи, вызывая полный восторг делегатов. Свою речь он произнес на трех языках: английском, французском и немецком. Произнося краткое заключительное слово, он провозгласил здравицу в честь международного пролетариата и объявил Конгресс закрытым под вдохновенное пение «Марсельезы».
После Конгресса Энгельс совершил поездку по странам Европы, где его пребывание везде было триумфальным. Особенно теплый прием он встретил в Вене, где в своей речи он обратился к собравшимся, как будто глядя сквозь время:
«Моя лучшая награда — это вы. Наши товарищи есть всюду: в тюрьмах Сибири, на золотых приисках Калифорнии, вплоть до Австралии. Нет такой страны, нет такого крупного государства, где социал-демократия не была бы силой, с которой приходится считаться. Все, что делается во всем мире, делается с оглядкой на нас. Мы — великая держава, внушающая страх, держава, от которой зависит больше, чем от других великих держав. Вот чем я горжусь. Мы прожили не напрасно и можем с гордостью и удовлетворением оглянуться на свои дела».


Слава Энгельса в эти дни стала всемирной. Он тяготился необходимостью выставлять себя напоказ, считал, что это осложняет жизнь, требует суетной растраты времени и более пригодно для парламентских деятелей и митинговых трибунов, чем для него. В то же время он понимал, что люди ищут общения с ним не из выгоды или праздного любопытства. Как ранее Маркс, Энгельс был необходим людям как символ самых лучших и сокровенных надежд на светлое будущее.
После возвращения домой, в Лондон, здоровье Энгельса стало лавинообразно ухудшаться. Как раз в это время Бернштейн и Каутский предприняли откровенно неприличные действия по отношению к нему. В 1894 г. они решили издать историю социализма, причем этот замысел они принялись осуществлять без Энгельса! Это, безусловно, не было случайностью и ни в коем случае не объясняется тем, что новоявленные вожди не хотели беспокоить старого больного человека. Они отлично знали, что Энгельс, даже под запретом врачей совершать прогулки по городу, находится в абсолютно здравом уме и безупречной памяти. Но участие в подобной фундаментальной работе неминуемо привело бы к тому, что Энгельс стал бы ее главным редактором, и их ревизионистские инсинуации были бы разгромлены.
Энгельс узнал об их намерении только тогда, когда Бернштейн, понимая всю нелепость ситуации, заговорил с Энгельсом напрямую о помощи в работе, поскольку в ней обнаружилась такая масса проблем, что без Энгельса ее продолжать было никак нельзя. Энгельс, предварительно уже встретившийся с туманными намеками третьих лиц, воспринял это с юмором, хотя, конечно, он скрывал за ним глубокое разочарование в людях, в которых желал видеть своих учеников и продолжателей великого дела: «Если вы, по зрелом размышлении, захлопнули передо мной парадную дверь в такое время, когда мой совет и моя помощь могли принести вам существенную пользу, то не требуйте, пожалуйста, от меня теперь, чтобы я пробирался к вам с черного хода, чтобы помочь вам выпутаться».
А ведь Бернштейн с Каутским, не желая допустить Энгельса к руководству работой по изданию «Истории социализма», просили у него ни много ни мало как материалы по истории I Интернационала! За одну эту подлость можно было бы не доверять оным господам никакого серьезного дела. Но они постепенно забирали в свои руки руководство деятельностью всего II Интернационала. И все же, пока был жив Энгельс, их оппортунистические устремления не могли быть реализованы в полной мере. Упомянутая переписка Энгельса с Бернштейном и Каутским ясно показывает, что все лидеры международного рабочего движения старались обращаться за советом прежде всего к Энгельсу, как ранее к Марксу. А среди них все более заметную роль играли русские марксисты и другие русские революционеры (В.И. Засулич, Г.В. Плеханов, В.В. Флеровский-Берви, Н.А. Каблуков, П.Л. Лавров, Г.А. Лопатин, С.М. Степняк-Кравчинский, Н.Ф. Даниельсон и многие другие). Особо следует отметить С.А. Подолинского, автора монографии «Труд человека и его отношение к распределению энергии», где с потрясающей ясностью ума были выражены основы применения марксистской методологии к комплексному развитию естественных и гуманитарных наук, развитые затем В.И. Вернадским в его учении о ноосфере и отраженные в сегодняшних трудах ленинградских ученых во главе с А.И. Субетто (имя Ленина украдено у города столь же подлым образом, что и переиначивание советских праздников) о ноосферном социализме.
Сам Энгельс, ознакомившись с работой Подолинского, поначалу не оценил в должной мере ее значение, хотя впоследствии, уже после ранней смерти Подолинского, высказывался исключительно одобрительно об основной идее Подолинского: возможности получения КПД выше 100% за счет упорядоченного использования различных форм энергии в процессе человеческой деятельности. В сущности, Подолинским была сделана попытка обобщения закона прибавочной стоимости далеко за пределы экономики и сферы общественных наук.

Понимая возрастающее значение России в мировом революционном процессе, Маркс и особенно Энгельс овладели русским языком (Энгельс, читая в подлиннике произведения лучших русских поэтов и писателей, восхищался достоинствами русского языка столь увлеченно, что в письме к Н.Ф. Даниельсону — переводчику «Капитала» на русский язык — цитировал «Евгения Онегина» по-русски, а в письме в Вере Засулич приписал постскриптум: «Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости».)
Первое пятилетие существования II Интернационала, хоть и не очень похожего на прогнозы Маркса и Энгельса при роспуске Международного Товарищества, было отмечено невиданным ростом международного рабочего движения «вширь». Над этим периодом его деятельности, как заоблачная горная вершина на Памире, безусловно доминирует имя Энгельса, обращавшего все более пристальное внимание на Россию.
***
В 1895 г. впервые выехал за границу молодой русский марксист Владимир Ульянов. Он страстно мечтал встретиться с Энгельсом. Но, увы, такой встрече не суждено было состояться. Во время пребывания Ульянова (он еще не был тогда Лениным) в Германии, на социал-демократическом собрании в рабочем предместье Берлина, он узнал о смерти Энгельса, наступившей 5 августа 1895 г.
Со свойственной ему феноменальной способностью мгновенно оценивать ситуацию на основании молниеносной переработки огромного объема информации, Владимир Ильич сразу понял, что после Энгельса в Европе противостоять натиску оппортунизма просто некому — развитие капитализма породило расслоение рабочего класса, возникла «рабочая аристократия», на которую и опирались вожди II Интернационала. Великий друг и соратник Маркса, Энгельс был глубоко прав, в последние годы жизни с особым вниманием вглядываясь в Россию. Бернштейну с Каутским было рановато радоваться, что теперь никто не сможет препятствовать их устремлениям в сторону «классового сотрудничества» с буржуазией. Хоть Энгельс и умер, точнее — позволил себе умереть, завершив главные дела своей жизни, — но в России появился Ленин. Именно там, куда Энгельс так внимательно смотрел.


Конечно, в 1895 г. это еще не могло почувствоваться. Глобальные процессы шли своим чередом. Вскоре после возвращения в Россию Ульянов был арестован, пробыл в тюрьме до февраля 1897 г. и отправлен в ссылку в Сибирь. Оппортунизм безраздельно завладел II Интернационалом, и, хотя его Конгрессы собирались регулярно, на них звучали революционные речи и принимались прекрасные резолюции, но этим дело и ограничивалось. Вплоть до II съезда РСДРП (1903 г.) не просматривалось политической силы, способной хоть как-то противостоять двурушничеству оппортунистических вождей, на словах — марксистов, а на деле — буржуазных прихвостней.
Как же это похоже на современную ситуацию, в которой после совершенно ошеломляющих разоблачений в печати, на партийных форумах и на парламентских слушаниях оказывается, что люди, именующие себя коммунистами, голосуют за полностью буржуйские, более того, совершенно определенно гибельные для страны, да и всего прогрессивного человечества, предложения, одобряют издевательски-грабительский бюджет, идут на сделки с властью в вопросах идейного плана и т.п.! Острые дискуссии по поводу положения в ленинградской организации КПРФ, обнаружившие серьезные разногласия по поводу стратегии и тактики партии в целом, показывают, что проблемы, стоявшие перед революционным движением столетие назад, никоим образом не стали достоянием истории, а, напротив, обострились до крайности. Анализ опыта классиков позволяет перешагнуть время и многое извлечь из прошлого ради будущего.
Находясь в ссылке, В.И. Ленин, тем не менее, работал со все возрастающей интенсивностью. Им был написан фундаментальный труд «Развитие капитализма в России», по своей значимости сравнимый с «Капиталом», только применительно к русским условиям. Пророчество Маркса и Энгельса о перемещении центра мировой революционной мысли в Россию сбывалось с невероятной силой. Работа Ленина в которой было использовано около 150 литературных источников (большей частью нелегальных), дала возможность автору сделать неопровержимый вывод: предстоящая революция в России должна быть буржуазно-демократической: «Это положение марксизма совершенно непреоборимо. Его всегда необходимо применять ко всем экономическим и политическим вопросам русской революции. Но его надо уметь применять… Про таких людей, которые выводят, например, руководящую роль буржуазии в революции или необходимость поддержки либералов социалистами из общей истины о характере этой революции, Маркс повторил бы, вероятно, приведенную им однажды цитату из Гейне: «Я сеял драконов, а сбор жатвы дал мне блох»»
Теория социалистической революции уже созревала в мыслях молодого Ленина. Кроме этой огромной по охвату вопросов и значению работы, Ленин пишет массу статей и брошюр, посвященных организации социал-демократической партии в России. Очевидно, что без таковой реализация революционного потенциала России была невозможна. Но роль Ленина, не замеченная европейскими социалистами во время его первого выезда за границу в 1895 г., не была по достоинству оценена и в России. I съезд РСДРП, состоявшийся тайно в Минске 1-3 марта 1898 г., продемонстрировал в полной мере неспособность российской социал-демократии к созданию настоящей революционной организации. Тем не менее, «Манифест» съезда, написанный «легальным марксистом» П.Б. Струве, имел большое пропагандистское значение, хоть и носил те же характерные «родимые пятна» социал-демократии, что и западноевропейские документы, столь резко критикуемые ранее Марксом и Энгельсом, а теперь — Лениным. Именно, в нем отсутствовал тезис о завоевании политической власти пролетариатом, отсутствовал анализ расстановки классовых сил — следовательно, «Манифест» пренебрегал характером и движущими силами будущей революции. В общем, «Манифест» Струве был гораздо ближе к Бернштейну и Каутскому, чем к Марксу и Энгельсу.
Интересно, что в том же 1898 г., когда столь неудачно прошел I съезд РСДРП, перепевавший в своих документах идеи европейского ревизионизма, в самой Германии — на родине ревизионизма — прошел Штутгартский съезд социал-демократической партии, впервые серьезно обсуждавший как раз вопрос о ревизионизме. Съезд осудил ревизионизм, однако среди противников Бернштейна единства не было. Большинство высказалось за идейную борьбу и критику «ошибок» Бернштейна, но без применения к нему организационных мер. Меньшинство во главе с Розой Люксембург выступало более решительно с требованием исключения Бернштейна из руководства германской социал-демократией, руководства II Интернационалом и вообще из партии. Это требование не получило поддержки. Как и следовало ожидать, на следующем, Ганноверском, съезде германской социал-демократии (1899 г.) Бернштейн и Ко перешли в контрнаступление, предлагая полную ревизию марксизма и пересмотр всей революционной стратегии и тактики социал-демократии. Резолюция съезда была соглашательской — в ней отсутствовало принятие требований бернштейнианцев, но отсутствовало также и решительное осуждение ревизионизма.
Только после возвращения В.И. Ленина из ссылки, после раскола «Союза русских социал-демократов за границей» в апреле 1900 г. и участия русской делегации в работе V (Парижского) Конгресса II Интернационала, где Россия была представлена 23 делегатами, в деятельности II Интернационала подул свежий ветер. Было учреждено Международное социалистическое бюро в Брюсселе, составленное из представителей социалистических партий всех стран-участников II Интернационала — своего рода аналог Генерального совета I Интернационала. Однако до победы над оппортунизмом было еще очень и очень далеко.
Каутский и другие вожди II Интернационала, почувствовав угрозу своему всевластию в международном социалистическом движении, на словах отошли от ревизионизма и опубликовали ряд серьезных работ, вершиной которых, вероятно, следует считать брошюру «Путь к власти» Каутского (1909 г.), переведенную на многие европейские языки. В.И. Ленин позднее высоко оценил эту работу, назвав ее «самым цельным, самым благоприятным для немецких социал-демократов (в смысле подаваемых ими надежд) изложением взглядов на задачи нашей эпохи, принадлежащим перу самого авторитетного во II Интернационале писателя».
Безусловно, на всей деятельности II Интернационала мощно отпечатались события русской революции 1905-1907 годов. С 1905 г. Ленин входил в состав Международного социалистического бюро как представитель РСДРП. Поворот влево, начавшийся с 1900 г. в Париже, достиг максимальной точки в 1912 г. в Базеле (Базельский конгресс был созван как чрезвычайный в связи с событиями на Балканах. Запах пороха ощущался столь сильно, что принятие чрезвычайных решений, требующих определить позицию социал-демократии в надвигающейся империалистической войне, было насущной необходимостью). Но путь к Базелю и Базельскому манифесту, расцененному Лениным как вершина деятельности II Интернационала вообще, лежал через Штутгарт (1907 г.) и Копенгаген (1910 г.), где самую активную позицию в борьбе против оппортунизма занимала делегация РСДРП во главе с Лениным. Несмотря на разногласия внутри самой РСДРП, присутствие российской делегации сделало все три упомянутых конгресса прямо бурлящей рекой, которую удалось-таки повернуть в нужное русло, приводящее к Базельскому манифесту. Итак, что же провозглашал этот манифест, так высоко оцененный Лениным?

Базельский манифест, появившийся за два года до начала мировой войны, с поразительной прозорливостью расценил ее характер как заведомо несправедливый со всех сторон, ибо «никакой народный интерес не может оправдать такой войны, ведущейся ради прибылей капиталистов и выгод династий на почве империалистической грабительской политики великих держав».
Базельский манифест прямо указывает путь спасения народов в этой критической ситуации — превращение войны империалистической, где народы сталкиваются друг с другом ради интересов капитала, в войну гражданскую, войну против своих буржуазных правительств во имя пролетарской революции.
Необходимо отметить, что главная идея, пронизывающая весь документ, была высказана еще на Штутгартском конгрессе и вошла в его резолюцию: «…в случае наступления войны социалисты должны использовать создаваемый ею экономический и политический кризис для ускорения падения капитализма, т.е. использовать созданные войной затруднения правительств и возмущение масс для социалистической революции»
Надо ли говорить, что через все это пятилетие — от Штутгарта до Базеля — красной нитью проходит гениальная мысль В.И. Ленина, безусловно отразившаяся в этом Манифесте? При всем том нельзя утверждать, что именно Ленин был автором Базельского манифеста. Сам В.И. Ленин особо подчеркивал, что «Вопрос об империалистическом, грабительском, противопролетарском характере данной войны давно уже вышел из стадии чисто теоретического вопроса… Представители пролетарских партий всех стран единогласно и формально выразили в Базеле свое непреклонное убеждение в том, что грядет война именно империалистического характера, сделав из этого тактические выводы (выделено Лениным). Поэтому… должны быть отвергнуты сразу, как софизмы, все ссылки на то, что отличие национальной и интернациональной тактики недостаточно обсуждено… Это — софизм, ибо одно дело — всесторонне научное исследование империализма; такое исследование только начинается, и оно, по сути своей, бесконечно, как бесконечна наука вообще. Другое дело — основы социалистической тактики против капиталистического империализма, изложенные в миллионах экземпляров социал-демократических газет и в решениях Интернационала. Социалистические партии — не дискуссионный клуб, а организации борющегося пролетариата».
И вот — война, мировая империалистическая бойня, из угрозы стала реальностью. Создалась уникальная революционная ситуация — в точности с предсказанием Базельского манифеста (читай: гениальным предвидением Ленина). И — обозначился на первый взгляд совершенно парадоксальный кульбит практически всех вождей II Интернационала. Вопреки великолепному Базельскому манифесту, все они, и прежде всего «…самая большая и самая влиятельная партия II Интернационала, германская, встали на сторону своего Генерального штаба, своего правительства, своей буржуазии против пролетариата. Это — событие всемирно-исторической важности.».
Этот ужасающий «кульбит» и был назван Лениным «крахом II Интернационала». Шовинистическая измена вождей II Интернационала не просто сместила позицию Интернационала вправо. Нет, она ясно показала, что оппортунизм вообще есть прямая измена делу революции, измена интересам класса, измена социализму. И как же молниеносно обозначилась в критической ситуации вся подлость позиции Каутского — главного авторитета II Интернационала, который к тому времени уже более 10 лет неустанно пекся о единстве международного революционного движения, примирял спорящих, сшивал расколы и вообще смотрелся мудрым центристским «мэтром», лучше всех знающим, куда следует идти!

С началом мировой империалистической войны «мэтр» Каутский и указал, куда следует идти: под крылышко своей (и международной) буржуазии, чтобы она из тебя сделала пушечное мясо, чтобы ты и миллионы тебе подобных истребляли друг друга, а не, боже упаси, свергали ее господство. Вот это мэтр, так мэтр!
И ведь как фундаментально он это обосновал — через теорию «ультраимпериализма». Ленин не постеснялся в своей работе дать развернутую, на целую страницу, цитату из Каутского, где тот четко обосновывает свою теорию:
«… не может ли теперешняя империалистическая политика быть вытеснена новою, ультраимпериалистическою, которая поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собою общую эксплуатацию мира интернационально-финансовым капиталом. Подобная новая фаза империализма во всяком случае мыслима… решающим в этом отношении может оказаться и исход теперешней войны… Она может привести к усилению слабых зачатков ультраимпериализма. Ее уроки… могут ускорить такое развитие, которого долго пришлось бы ждать во время мира. Если дело дойдет до… длительного мира, тогда худшие из причин, ведших до войны к моральному отмиранию капитализма, могут исчезнуть. Новая фаза… принесет с собой новые бедствия для пролетариата…, но «на время» ультраимпериализм мог бы создать эру новых надежд и ожиданий в пределах капитализма».

Из этой концепции Каутский и выводит обоснование социал-шовинизма: надежда на новую, мирную, эру капитализма как раз и оправдывает присоединение официальных социал-демократических партий к буржуазии. Изящно, ничего не скажешь. Но изящная ложь куда омерзительнее лжи грубой.
Ленин, не отрицая в принципе возможности ультраимпериализма, разбил в пух и прах эту «изящно упакованную мерзость»:
«Из соединения и переплетения разных национальных капиталов в единое целое выводить экономическую тенденцию к разоружению ? значит подставлять добренькие мещанские пожелания о притуплении классовых противоречий на место действительного обострения их».
И это написано Лениным в 1915 году? Право же, после прощания с ХХ веком это нисколько не звучит устарело. Напротив, события, наполнившие ушедший век, только с невероятной силой подтвердили правоту Ленина. Сегодняшний ультраимпериализм – не гипотеза «мэтра» Каутского, а реальность. И что? Он стал мирным и добрым? Да он сейчас неизмеримо страшнее, чем в 1914 г., когда Каутский строил свою концепцию. Но строил-то он ее в оправдание социал-шовинистского предательства – человек, бывший прямым учеником Маркса и Энгельса!
После появления работ Ленина «мэтру» стало, мягко говоря, неуютно. А у себя на родине Каутский получил куда более простую и хлесткую кличку, данную ему Розой Люксембург: «Mädchen für alle» (уличная девка). Это – «мэтр», которому в те годы было уже за 60!

Конечно, наивно было бы думать, что появление нескольких, пусть даже и гениальных, работ Ленина сразу повернет ход событий в нужную сторону. Но Ленин не только заклеймил Каутского и иже с ним. Он указал и страну, в которой реализация лозунга Базеля наиболее вероятна ? это Россия. Дав краткий, но емкий анализ событий в России с 1894 по 1915 г, Ленин заключил:
«К интернационалистской, т.е. действительно революционной и последовательно революционной тактике рабочий класс и рабочая социал-демократическая партия России подготовлены всей своей историей».
Заметим: это написано за два года до Октябрьской революции. Все еще впереди. Но выводы Ленина об особой роли России в мировом революционном процессе, созревшие в титанической работе мысли о судьбах рабочего движения, в борьбе против засилья оппортунизма и социал-шовинизма, неопровержимо доказывают: как Парижская Коммуна явилась воплощением идейных сражений Международного товарищества рабочих, или I Интернационала, так Октябрьская революция ? это итог существования II Интернационала, несмотря на то, что сама эта организация потеряла свое значение задолго до Октября.
***
Констатировав идейный крах II Интернационала, Ленин тут же поставил вопрос о новом Интернационале, свободном от оппортунизма и социал-шовинизма:
«Европейская война означает величайший исторический кризис, начало новой эпохи… Интернационал состоит в том, чтобы сближались между собой (сначала идейно, а потом, в свое время, и организационно) люди, способные в наши трудные дни отстаивать социалистический интернационализм на деле… Это ? нелегкое дело, которое потребует нелегкой подготовки, больших жертв, не обойдется без поражений. Но именно потому, что это нелегкое дело, надо делать его только с теми, кто хочет его делать, не боясь полного разрыва с шовинистами и защитниками социал-шовинизма».
Итак, вопрос о Коминтерне был поставлен Лениным задолго до его организационного оформления, в начале мировой войны.
Ленин углубленно анализировал: с кем же строить новый Интернационал? Есть явные оппортунисты, всегда превращающиеся в критической ситуации в буржуйских прихвостней; есть их решительные противники, разбитые большей частью наголову, но не оставившие своих идейных позиций, а, значит, непобежденные; есть «болото», увы, наиболее многочисленное: люди, растерявшиеся и колеблющиеся, приносящие невероятный вред международному революционному процессу своими попытками «научно» и «марксистски» оправдать оппортунизм. Часть этого «болота» может быть спасена, но не иначе, как ценой решительного разрыва с оппортунизмом и шовинизмом.
Помилуйте, разве это ситуация 1915, а не 2013 года? Впору впасть в мистику: то, что происходит сейчас, поразительно соответствует ленинскому анализу. И рекомендации Ленина вполне современны: спасти дело можно только при объединении последовательных противников оппортунизма с теми «деятелями болота», которые в состоянии преодолеть свои кивания в оппортунизм. Выражаясь сегодняшним языком, это значит: решительно отказаться от рецидивов оппортунизма в виде идеологии «государственного патриотизма», «национально ориентированного государства», «экономики, опирающейся на многообразие форм собственности» (при власти криминал-компрадорской буржуазии) и прочих развесистых формулировок, прикрывающих самое что ни на есть элементарное оппортунистическое соглашательство с буржуазией, уповая на ее «национальную ориентацию». Как мировая война обнажила всю предательскую суть буржуазных «патриотов», отправляющих миллионы людей на смерть ради своих шкурных интересов, так сегодняшний мировой кризис «ультраимпериализма» обозначает перспективу «конца истории», чреватую глобальными катаклизмами.
Основные черты современного «ультраимпериализма», ставшего не гипотезой «а-ля Каутский», а реальностью, именуемой на Западе «новым мировым порядком в фазе глобализации», можно кратко охарактеризовать следующим образом:
— Окончательное порабощение промышленного капитала капиталом финансовым, приобретающим специфическую форму движения Д—Д′, в которой не видно промежуточных звеньев, а спекулятивное самовозрастание денег представляется свойством их самих как таковых.
— Превращение собственно рыночных отношений (Д—Т—Д′) в искусственно культивируемый механизм обеспечения неэквивалентного обмена, за которым скрывается внеэкономическое принуждение и глобальное ограбление целых стран и этнических сообществ.
— Становление и закрепление глобальной модели «международного разделения труда», многократно усугубляющей вопиющее социальное неравенство в планетарных масштабах.
— Резкое возрастание роли транснациональных монополий, проникающих через свои филиалы в относительно изолированные национальные хозяйства и  и претендующих на неограниченный суверенитет в системе международных отношений.
— Утрата национальными правительствами контроля над глобальными процессами в результате ревизии норм международного права, направленной на отказ от понятия государственного суверенитета и создание структур глобальной власти в форме различных наднациональных органов.
— Агрессивная информационно-культурная экспансия на предельно примитивном, низкопробном уровне с целью разрушения традиционных ценностей.
Перечисленные признаки как историческая тенденция уже просматривались в концепции империализма, заложенной на рубеже ХIX-ХХ веков, как раз накануне Первой Мировой войны. Прошедшее столетие с невероятной силой доказывает правоту Ленина и опровергает Каутского: происходит не сглаживание и тем более не устранение противоречий монополистического капитализма, а их глобализация.
В последнее время без конца повторяется словосочетание «мировой кризис». Но, несмотря на эти повторения, невозможно услышать в официальных СМИ хоть какое-то внятное объяснение, что же оно означает. А означает оно — ни много, ни мало — крах концепции однополюсного мироустройства, в течение многих лет (примерно с обозначения коренного перелома в ходе Второй мировой войны) навязываемой всем Соединенными Штатами.
Уходит в прошлое экстенсивный характер глобализации, поскольку возможности распространения влияния ультраимпериализма «вширь» явным образом исчерпаны. Необходим переход к интенсивным формам глобализации, поскольку обозначились проблемы, решение которых не под силу отдельным государствам и даже их региональным объединениям. Требуются усилия всего человечества. К числу таких проблем прежде всего относятся проблемы экологии, решение которых в рамках частнособственнического мироустройства в принципе невозможно.
Рано или поздно человечеству придется признать, что необходима кардинальная и действительно глобальная переоценка ценностей, полностью отвергающая западную модель «потребительского общества» и опирающаяся на марксистско-ленинское наследие. Если Ленин ставил задачу перехода к социализму в условиях кризиса, создаваемого мировой войной, то сегодня задача перехода к социализму ставится жестким условием глобального кризиса самой системы ультраимпериализма. Крах всей системы буржуйского мироустройства — это куда серьезнее, нежели крах II Интернационала, вызванным предательским социал-шовинизмом его вождей.
Если российские коммунисты будут руководствоваться идеологией «государственного патриотизма», трансформированной в доктрину «русского социализма» (не «русские для социалистической революции», а «социалистическая революция для русских»), упиваясь своими парламентскими дебатами, круглыми столами, выборными кампаниями и хвостистскими исследованиями причин очередного провала (то ли на выборах, то ли на обсуждении в Думе очередной подсунутой кандидатуры в премьеры или очередного самоуничтожающего проекта бюджета), то консолидированный в мировом масштабе капитал будет только пухлые ручки потирать от удовольствия: о лучшей оппозиции он не мог бы мечтать.
В самом деле, стратегическая задача воспитания массового (если не сплошного) идиотизма как идейной базы «нового мирового порядка» успешно решается. И решается руками оппозиции, которую в случае чего можно в любой момент ошельмовать как угодно – куда уж лучше?
Характернейшие примеры такого шельмования – грубо, но достаточно умело навязанная болтология по поводу «опасности русского фашизма», начатая провокациями вокруг НБП, АКМ, движения «ПНИ», проплаченных заранее и одновременно ошельмованных в СМИ «русских маршей» и т.п. Когда же становится ясно, что никакой массовости эти акции не имеют, можно устроить несколько заказных убийств, изобразить озабоченность по поводу роста террористических настроений в обществе и спешно принять закон о недопущении экстремизма в период выборов. Отсюда – один шаг до еще более диких воплей с требованиями запрета компартий как «фашистских» организаций.
Старо как мир, господинчики!
Ленин в 1915 году, находясь перед лицом развала мирового революционного движения, преданного своими социал-шовинистическими вождями, не случайно обратился к анализу национального вопроса. Классовое толкование национальной гордости он противопоставил лживому «ура-патриотизму», толкающему миллионы людей на смерть ради чужих корыстных интересов.
И мы сегодня имеем куда более веские основания, чем Ленин в 1915 году, повторить за ним, имея в виду прежде всего его самого и его соратников:
«Великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не… великое раболепство перед попами, царями, чиновниками, помещиками и капиталистами».
Ленин словно предвидел сегодняшние стенания по поводу «русской идеи», якобы подавляемой пролетарским интернационализмом (подавляемой либо в воспаленных мозгах дураков, либо в лукавых инсинуациях национал-патриотов, провозглашающих, что русских имеют право грабить только русские ? а что еще может делать пресловутый «национально-ориентированный предприниматель»?).
Ирония истории: Ленин яростно бичевал «социал-шовинизм Плеханова и проч.» только за то, что они допускали «тайм-аут» в работе II Интернационала на время империалистической войны и предлагали вернуться к прежней деятельности после ее окончания. Он убедительно доказывал, что их позиция ? это настоящая измена «…не только своей родине, свободной и демократической Великороссии, но и … пролетарскому братству всех народов России, т.е. делу социализма… Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев».
Ну что еще нужно добавить, чтобы пробить национал-идиотизм современных поборников «русской идеи», оторванной от социализма?
Почему-то развелась тьма «патриотов», щеголяющих своим антикоммунизмом, а то, что каждый коммунист-интернационалист не может не быть патриотом своего отечества ? это вроде как и непонятно.
Антикоммунистический «патриот» на деле всегда оказывается изменником Родины, потому что ему рано или поздно будет предъявлен ультиматум со стороны ультраимпериализма: или предай, или ты не с нами. Его выбор очевиден. «Демреформаторы» подобным образом унизили Россию так, как никто еще в истории ее не унижал. А то, что было неопровержимо доказано еще задолго до Великого Октября и продемонстрировано на практике (Советский Союз был уникальным содружеством наций, выдержавшим самые дикие атаки во время войны с фашизмом), почему-то никак не вписывается в извилины.
Воистину: сон разума рождает чудовищ, а именно этот-то сон и необходим современному ультраимпериализму, действующему по принципу: подохни ты сегодня, а я завтра.
И разве можно сопоставить великого мыслителя Плеханова ? несмотря на глубокие разногласия с Лениным остававшегося до последнего дня искренним и убежденным патриотом России и не запятнавшим себя (в отличие от многих «проч.», презрительно присоединенных Лениным к его имени) открытым союзом с контрреволюционными силами, ? с современным отребьем, меняющим убеждения, как перчатки?
Ленин не без серьезнейших оснований считал Плеханова своим учителем и глубоко его уважал, но это не мешало ему решительно выступать против Плеханова в принципиальных (выражаясь языком современной публицистики ? судьбоносных) вопросах. Истина выше интересов личности и личных симпатий и антипатий!
И Ленин развивает бурную деятельность, направленную на создание нового, Коммунистического Интернационала. В полном соответствии со своей программой ? объединить идейно, затем организационно, последовательных противников шовинизма и колеблющихся он выступает на Циммервальдской конференции 1915 г, где формулирует основную задачу нового Интернационала:
«Долг социалистов ? не отказываясь ни от единого средства легальной борьбы рабочего класса, соподчинить их все насущной и главнейшей задаче, развивать революционное сознание рабочих, сплачивать их в интернациональной революционной борьбе, поддерживать и двигать вперед всякое революционное выступление, стремиться к превращению империалистической войны между народами в гражданскую войну угнетенных классов против их угнетателей, войну за экспроприацию класса капиталистов, за завоевание политической власти пролетариатом, за осуществление социализма».
В Циммервальде резолюция Ленина не была принята полностью. Но зародыш нового, Коммунистического Интернационала образовался именно здесь. И то, что на Циммервальдской конференции из ленинской резолюции вычеркнули самое главное ? лозунг о повороте оружия против своих буржуазных правительств, четко сформулированный еще в Базеле, все-таки не перечеркнуло обозначившегося нового направления в мировом революционном процессе ? революционного интернационального марксизма, впервые открыто отмежевавшегося от социал-шовинизма. Ленинцев поддержали делегаты Польши, Латышского края, Германии (будущая группа «Спартак», затем Компартия Германии), Швеции, Норвегии, Швейцарии, Голландии – образовалась знаменитая «Циммервальдская левая», хотя и под скептические заявления колеблющихся о том, что «мы пришли сюда не за тем, чтобы давать формулу III Интернационала».
Ирония истории: словосочетание «III Интернационал» впервые было произнесено в международном звучании (а не только в работах Ленина) его идейными противниками.
Именно от Циммервальда Ленин и его соратники отсчитывали историю Коминтерна. Но, конечно, о достаточно полном идейном объединении, опираясь только на итоги Циммервальда, говорить было преждевременно. Потребовались еще гигантские усилия, чтобы добиться решительного идейного перевеса. Они выразились в дальнейших разработках национального вопроса, а также углубленном исследовании капитализма как мировой системы.
Здесь, безусловно, особую роль сыграла знаменитая работа Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма». Она хрестоматийна для любого мыслящего человека, ибо прежде всего является научным исследованием. Классическим исследованием. А классика ? это, как известно, то, что является посланником вечности.
Но, прежде чем применять положения ленинской работы к современности, необходимо напомнить о тех пружинах, которые приводили в действие мысль Ленина. Это ? необходимость мощной теоретической базы, выясняющей характер и движущие силы грядущей революции и способной объединить идейно все революционные течения. Не случайно поэтому Ленин возвращается в своей классической работе к анализу концепции ультраимпериализма, предложенной Каутским. Без разгрома идейного вождя шовинизма не обойтись! Но если в «Крахе II Интернационала» Ленин только обличает несостоятельность тезиса Каутского о «миролюбии» ультраимпериализма, то здесь он ее доказывает цифрами и ссылками на ряд работ, далеких от марксизма и социализма . Более того, Ленин фактически уличает Каутского в банальном плагиате, поскольку аналогичная концепция была предложена еще в 1902 г. английским буржуазным экономистом Гобсоном. Еще одна злая ирония истории: немарксист Гобсон, в отличие от «марксиста» Каутского, никакого «миролюбия» в ультраимпериализме не усмотрел. Вывод Ленина беспощаден:
«Обман масс ? кроме этого, ровно ничего нет в «марксистской» теории Каутского».

Несмотря на невероятную занятость текущими делами первостепенной важности, Ленин не упускал из виду появляющиеся в печати работы Каутского, которого не переставал ценить как мыслителя. А «мэтр», хорошо понимая ход событий и предвидя скорое окончание мировой империалистической войны, на ход которой оказала исключительное влияние Октябрьская революция, написал ряд работ, предвосхитивших возобновление деятельности II Интернационала. Апофеозом этой активности явилась брошюра «Диктатура пролетариата», вышедшая в Вене летом 1918 г. ? как раз тогда, когда мировой капитал, сделав паузу в империалистической войне, разинул пасть на молодую Советскую республику. Вождь оппортунизма очень удачно выбрал время для беспокойства о своем авторитете! И вопрос, который он поднял, был коренным вопросом ? о содержании пролетарской революции. Преувеличения здесь нет ? вопрос о диктатуре пролетариата есть главный вопрос всей пролетарской классовой борьбы. Не случайно он не потерял актуальности и сегодня.
Новоявленные мыслители, объявляя «ограниченным» и «устаревшим» классовый подход к анализу действительности, неминуемо отбрасывают диктатуру пролетариата как форму государственной власти в период перехода от капитализма к социализму. Диктатура пролетариата выбрасывается из программных документов компартий. С партийных билетов смывается лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Так как же? Может быть, сегодня появились новые, более революционные, чем пролетариат, общественные объединения? Или вообще революционные преобразования общества следует объявить достоянием прошлого? Проявления «нового мышления»: «Россия исчерпала лимит на революционные восстания» (а что, кто-то его устанавливал? Не апологеты ли ультраимпериализма? Правда, на контрреволюцию почему-то лимит установить забыли, кушаем поэтому до отвала); «информационная революция, как наиболее современное проявление научно-технической революции, ликвидировала эксплуатацию наемного труда в марксистском понимании (т.е. присвоении прибавочной стоимости частным собственником), поэтому пролетариат как угнетенный класс сегодня уже не имеет места, а, значит, и о диктатуре пролетариата говорить смысла нет» (а что такое «научно-техническая революция», вы, господа-товарищи «новомыслители», благополучно забыли? Вспомним: научно-техническая революция есть процесс превращения науки в производительную силу).
В свете этого определения современный пролетариат включает в себя не только и не столько рабочих у станка и служащих у компьютера, но и научных сотрудников в лабораториях, инженеров и конструкторов, а также огромную армию преподавателей высших и средних специальных учебных заведений, занятых как непосредственно научной деятельностью, так и подготовкой кадров для таковой. Эта армия ? непосредственный результат титанической работы Советской власти, в течение трех поколений решавшей задачу культурной революции и успешно решившей ее ? система подготовки специалистов в нашей высшей школе к концу 60-х годов была безоговорочно признана лучшей в мире. Более того, «катастроечные» процессы, развалившие все хозяйство великой страны, не смогли в течение 15 лет подорвать основы этой системы, которая оказалась в состоянии мягко, но достаточно упорно сопротивляться наскокам всяких «нью-интеллектуалов из курилок» вроде гайдаров и шумеек. Поэтому при повторном пришествии в Кремль Путин поручил уничтожать российский интеллект совсем уж одиозной фигуре, претензии которой на хотя бы намеки на интеллект смехотворны – Фурсенко. И сей «достойный муж», который никогда в жизни не имел никакого отношения к образовательному процессу, принялся за дело, которое продолжил его собрат Ливанов.
Контуры «образовательной реформы», которая якобы призвана привести нашу высшую школу «к мировым стандартам», достаточно ясно обозначаются: массовое производство идиотов через «единый госэкзамен» (ЕГЭ), доведение большинства студентов вузов до уровня недоучек с бакалаврскими дипломами, перевод следующей ступени обучения (магистры) на исключительно платную основу, что будет доступно от силы 10 % бакалавров, при всем том, что магистры ? это недоучки на уровне аспирантов, так же, как и бакалавры ? это недоучки на уровне инженеров. Само же слово «инженер» старательно изымается из обращения, заменяясь расплывчатым «дипломированный специалист». Программа же подготовки этих самых «дипломированных специалистов» сворачивается до мизерных величин, определяемых «целевым назначением». Читай: подготовка инженеров перестает быть делом государственным, а будет вестись только по заказу либо частных, либо «федеральных» предприятий и фирм. Разумеется, за их счет. А из госбюджета строки «наука и образование» вообще исключаются! Надо ли говорить, что эта «реформа» призвана до конца развалить именно то, что так упорно сопротивлялось «катастройщикам» ? интеллект нации! Ведь именно на старших курсах, в ходе специальной подготовки, студенты и становятся специалистами, т.е. теми, кому профессора и доценты могут спокойно передать в руки судьбы науки и техники, добавив при этом: «Молодость ? это недостаток, который довольно быстро проходит!». А по плану мировой «закулисы» (той самой, которая усиленно раздувает вопеж о «коммуно-фашистской» опасности в России), не должно быть, ни профессоров, ни доцентов, ни тех, кто придет им на смену ? для 30 миллионов рабов «у трубы» и 1-2 миллионов холуев, ползающих в прихожей у Запада и облизывающих его грязные башмаки, все это не требуется!
Тем самым научно-техническая, в частности, информационная революция не сужает, а расширяет социальную базу антибуржуазных сил. Суть лишь в том, чтобы они сумели осознать себя как класс. О диктатуре пролетариата как о научно установленной объективной истине, как форме государственной власти при переходе от капитализма к социализму, можно и нужно говорить, только истолковывать ее нужно по-современному.
Упомянутые тезисы ? лишь ничтожно малая толика перлов «нового мышления», настойчиво повторяющихся, увы не только в буржуазной пропаганде, но и в многочисленных трудах современных претендентов на роль народных вождей. И в этих антимарксистских «новых прочтениях» марксизма-ленинизма, как и в национальном вопросе, не отделаться от впечатления: идет массовая идиотизация. Насколько явственно при прочтении Ленина ощущаешь, как он тебя с невероятной силой тянет вверх, к высотам познания и духа, настолько же сильно чувство, возникающее от чтения современных последователей Каутского и Ко: тебя держат за дурака. Чем же современные Каутские умнее своего исторического «мэтра»? А «мэтр» писал: «Противоположность обоих социалистических направлений (т.е. большевиков и небольшевиков) есть противоположность двух в корне различных методов: демократического и диктаторского».
Вот так. Современные борцы за «демократию вообще», противопоставляющие ее «тоталитаризму» (тоже вообще, независимо от классового анализа), ничего не прибавили к заявлению «мэтра», сделанному почти 100 лет назад.
У «мэтра» это не случайно брошенная фраза – Ленин специально потребовал доставить ему в Горки более 50 (!) работ Каутского, где тот подходил к противопоставлению «демократии вообще» и «диктатуры вообще» долго и упорно. У современных каутскианцев это тоже не случайно: более 20 лет в массовое сознание вдалбливается противопоставление «демократии вообще» «тоталитаризму вообще».
Но замена одного слова четко демонстрирует: каутскианцы XXI века не умнее, а неизмеримо глупее своего «мэтра». Противопоставление по сравнению с Каутским до безобразия опошлено – тот и не думал, во всяком случае, на словах, пренебрегать классовым анализом событий. Но даже и при такой, «квазимарксистской», постановке вопроса Ленин совершенно уничтожил тезис Каутского о противопоставлении «диктатуры вообще» и «демократии вообще», убедительно доказав, что Каутский «упорно поворачивается задом к ХХ веку, лицом к ХVIII, и в сотый раз, невероятно скучно…жует и пережевывает старое об отношении к буржуазной демократии, к абсолютизму и средневековью».
Итак, если Каутский, ставя вопрос о «диктатуре» и «демократии», скатился в XVIII век, то куда же скатываются современные пошляки, ставя вопрос о «демократии» и «тоталитаризме» не невообразимо более низком уровне? А ведь Каутский знал Маркса почти наизусть, что очень точно подмечено Лениным и, судя по всем писаниям Каутского, «у него в письменном столе или в голове помещен ряд деревянных ящичков, в которых все написанное Марксом распределено аккуратнейшим и удобнейшим для цитирования образом». И если при этом «мэтр» прикидывался, что формула «диктатура пролетариата» как научно точное обозначение задачи пролетариата «разбить буржуазную государственную машину» ему неизвестна, то он или кривил душой, или испытывал опасное затмение в мозгах.
Формула «или дурак, или жулик», увы, существует вне времени. Ведь Маркс сформулировал концепцию диктатуры пролетариата еще в 1852 г., при анализе классовой борьбы во Франции. А Каутский спустя 65 лет «разъясняет», что хотел сказать Маркс: «Диктатура означает уничтожение демократии». Далее «мэтр» пускается в пространные рассуждения о том, что, поскольку пролетариат составляет абсолютное большинство населения, его диктатура просто не нужна, поскольку после свержения власти буржуазии он сможет осуществить все свои интересы «демократическим путем», т.е. через голосование на выборах. Как видим, «мэтр» выводил отрицание диктатуры пролетариата из общественной гегемонии пролетариата. Современные же «неокаутскианцы» лепечут о «демократии» без пролетариата. Ленин ловит Каутского на передергивании концептуальных факторов: «мэтр» взялся «разъяснять» Маркса, но при этом жульнически уклонился от определения диктатуры пролетариата, спрятавшись за длинной болтовней о «диктатуре вообще».
Надо ли повторять, что современная пошлятина с нагромождением наукообразных рассуждений о «тоталитаризме вообще», «примате общечеловеческих ценностей», «ограниченности классового подхода» и обязательным увиливанием от четких определений основных понятий, заслуживает куда большего презрения, чем то, которое звучит у Ленина по отношению к Каутскому?
Ленин прямо ставит вопрос: почему же Каутскому так необходимо заниматься передергиваниями и подменами тезисов? ? и сам же с убийственной определенностью отвечает: «Этого требует его ренегатская позиция». Особенно подло выглядит ссылка Каутского на Парижскую Коммуну, с очевидностью рассчитанная на то, что читатели его брошюры или не читали знаменитой «Гражданской войны во Франции» Маркса, или совсем круглые идиоты. Времена, как видим, меняются, идиотизация остается.
Каутский торжествующе заявлял: «Коммуна была диктатурой пролетариата, а выбрана она была всеобщим голосованием, т.е. без лишения буржуазии ее избирательных прав, т.е. «демократически»… Следовательно, эта «диктатура» была состоянием, которое с необходимостью вытекает из чистой демократии, если пролетариат составляет большинство».
Не правда ли, очень похоже на современные песенки о демократических процедурах во время выборов, только вот почему-то всегда получается, что выбирают в итоге из «обоих хуже»!
Ленин об этой ссылке замечает только, что «видно, что Каутский пишет в такой стране, где полиция запрещает людям скопом смеяться, иначе Каутский был бы убит смехом».
О какой «чистой демократии» во время выборов Парижской Коммуны могла идти речь, когда вся активная буржуазия сбежала в Версаль, а проведение тех самых «демократических» выборов фактически погубило Коммуну, поскольку дало необходимый выигрыш времени буржуазии для мобилизации сил? Как раз порицания (если так можно выразиться) заслуживает Коммуна за то, что она совершенно недостаточно опиралась на авторитет вооруженного народа и не использовала возможностей, которые ей обеспечивал этот авторитет! «Демократия» привела не только к потере времени, но и к тому, что в руках буржуазии остались банки, средства связи, т.е. то, что Коммуна была обязана экспроприировать, но не сделала этого. Уничтожая вздорный тезис Каутского о «демократичности» Коммуны, Ленин заключает:
«Каутский извратил самым неслыханным образом понятие диктатуры пролетариата, превратив Маркса в дюжинного либерала, который болтает пошлые фразы о «чистой демократии», приукрашивая и затушевывая классовое содержание буржуазной демократии, чураясь более всего революционного насилия со стороны угнетенного класса…(выделено Лениным) В деле либерального искажения Маркса побит всемирный рекорд».
Работа Ленина появилась поразительно своевременно ? разоблачение Каутского фактически не дало социал-шовинистам оседлать волну революционного подъема в Европе, поднимающуюся в связи с приближением окончания мировой войны. Пауза в политической деятельности Ленина, вызванная тяжелым ранением, обернулась не только пушечными залпами по интервентам и белогвардейцам, но и мощным идейным залпом по оппортунизму, ускорившим организационное оформление III Интернационала.
Ленин был далеко не одинок в борьбе против оппортунизма. В самой Германии ? цитадели европейской социал-демократии – активно действовала группа «Спартак» – циммервальдские друзья Ленина – руководимая К. Либкнехтом, Р. Люксембург, Ф. Мерингом. В момент написания Лениным знаменитой брошюры до начала революции в Германии оставались считанные дни. До Москвы и до Горок доходили выпуски спартаковской газеты «Die Rote Fahne» («Красное знамя»), где позиция Каутского и К0 гневно клеймилась с точки зрения революционного германского пролетариата. С «Die Rote Fahne» перекликалась газета австрийских коммунистов «Der Weckruf» («Клич»), издававшаяся, к сожалению, весьма недолго — после распада империи Габсбургов в Австрии сложилась революционная ситуация, аналогично Германии и Венгрии, но революция не продвинулась здесь дальше свержения монархии.
Когда в ноябре 1918 г. брошюра Ленина уже готовилась к печати, пришло известие о начале революции в Германии. В ночь с 9 на 10 ноября 1918 г. власть сначала в Киле и ряде северных и приморских городов, а затем и в Берлине перешла в руки Советов рабочих и солдатских депутатов.
Поэтому Ленин приписал к беспощадному выводу о том, что «между Каутским и контрреволюционным буржуа никакой разницы на деле не осталось», только короткую справку о начале пролетарской революции в Германии и отказался от развернутого, как положено в научных работах, заключения, посчитав его излишним.
Критерий истинности ? практика! Через три дня после начала революции в Германии был аннулирован похабный Брестский договор.
Коминтерна как организации еще не было, но он уже фактически работал! Ликвидация Брестского договора, безусловно, была не менее целебной повязкой на раны Ленина, чем успехи Красной Армии. Поэтому, вернувшись после ранения к практической работе, Ленин продолжает развивать идейное наступление.
В короткой, но состоящей из чеканных формулировок статье «О демократии и диктатуре», опубликованной в «Правде» 3 января 1919 г, он дает анализ вопроса о соотношении демократии и диктатуры в условиях пролетарской революции. При развале абсолютизма в Германии и Австрии, как незадолго до этого в России, главным вопросом революции был: Учредительное собрание или власть Советов? Оппортунисты двумя руками голосовали за первое, уповая на «чистую демократию» или «демократию вообще». Ленин подчеркивал:
«Буржуазия вынуждена лицемерить и называть «общенародной властью» или «демократией вообще», или «чистой демократией» буржуазную демократическую республику, на деле представляющую из себя диктатуру буржуазии, диктатуру эксплуататоров над трудящимися массами. Шейдеманы и Каутские, Аустерлицы и Реннеры…поддерживают эту ложь и это лицемерие. А марксисты, коммунисты разоблачают его и говорят рабочим и трудящимся массам прямую и открытую правду: на деле демократическая республика, учредительное собрание, всенародные выборы и т.п. есть диктатура буржуазии, и для освобождения труда от ига капитала нет иного пути, как смена этой диктатуры диктатурой пролетариата … Теперешняя «свобода собраний и печати» в «демократической республике» есть ложь и лицемерие, ибо на деле это есть свобода для богачей покупать и подкупать прессу, свобода богачей спаивать народ сивухой буржуазной газетной лжи, свобода богачей держать в собственности помещичьи дома, лучшие здания и т.п. (выделено Лениным)».
И это тоже написано в 1918 году? Если убрать отсюда имена давно почивших людей, заменить их на мелькающие сегодня и добавить к газетам электронные СМИ (расшифровываемые в оппозиционной прессе многими зачастую непечатными способами, одним из наиболее приличных можно воспользоваться: средства массовой идиотизации), то спустя 100 лет можно подписаться под каждым словом из этих цитат.
Как будто не прошел целый век, насыщенный грандиозными событиями! Буржуазия нисколько не изменила своей методологии, и оппортунисты – вместе с ней. В 1918 году при словах «диктатура пролетариата» вопили: «Это замена всенародной демократии диктатурой одного класса!» Теперь же – вот уже 20 лет вопят то же самое, только заменив «диктатуру пролетариата» на «тоталитаризм». Вопят то же самое (только гораздо более дурными голосами, поскольку «тоталитаризм» – это грубая подмена понятий) и те же самые. И снова приходится разъяснять азбучные истины, которые уже тысячу раз объявлены устаревшими, а они, будучи истинами научными, устареть не способны: замена государства буржуазного государством пролетарским, или диктатурой пролетариата есть единственно правильный путь к отмиранию государства вообще.
К сожалению, этот путь не был пройден до конца в СССР, как поспешила объявить Конституция СССР 1977 года. Именовать общенародным государство, еще ни в коем случае общенародным не являющееся, означает впадать в тот самый оппортунизм неокаутскианского толка, который кроме как к буржуазному подхвостью, ни к чему не ведет. Именно туда нас и привели в результате пресловутых «перестройки» и «реформ». А наивные идиоты, как и в 1918 г., продолжают вопрошать: ну почему же нельзя достигнуть отмирания государства без диктатуры одного класса? И, как и в 1918 году, невозможно ответить им лучше Ленина:
«Потому что из общества, в котором один класс угнетает другой, нельзя выйти иначе, как диктатурой угнетенного класса. Потому что победить буржуазию, свергнуть ее в состоянии только пролетариат, ибо это единственный класс, который объединен капитализмом и который в состоянии увлечь за собой колеблющуюся массу трудящихся, живущих по-мелкобуржуазному. Потому, что только сладенькие мещане могут мечтать, обманывая этими мечтами и себя и рабочих, о свержении ига капитала без долгого и трудного подавления сопротивления эксплуататоров».
Сегодняшние Шейдеманы и Каутские, изображая непримиримую оппозицию на словах, на деле гораздо хуже своих идейных предшественников. Потому что сегодняшняя ультраимпериалистическая буржуазия, стоя перед кризисным состоянием общества в мировом масштабе, сопротивляется куда более отчаянно и изощренно, чем в начале века. А дорога к социализму никак не может быть иной, кроме как по Ленину ? через диктатуру угнетенного класса. Только сегодня угнетенные классы включают в себя и трудовую интеллигенцию, которая, будучи как продуктом, так и творцом научно-технической и информационной революций, является таким же пролетариатом, как и промышленные рабочие. Никакая лукавая болтовня о «среднем классе», якобы заменившем прежнее деление общества «по Марксу», не может заслонить действительное положение дел. «Среднего класса» в концептуальном плане не существует ? это такая же бессмыслица, как и «рыночная экономика», «чистая демократия», «тоталитаризм вообще», «общечеловеческие ценности» и т.п. Современное нагромождение лжи, вдалбливаемой в общественное сознание, не идет ни в какое сравнение с тем, против которого боролись В.И. Ленин и его соратники и в борьбе с которым родился Коминтерн.
А ведь сегодня с нами Ленина нет. Но не решить задачи создания нового Коминтерна мы не имеем права, поскольку сегодня решается судьба мировой цивилизации в целом.
Революция в Германии, которую так горячо приветствовал Ленин, до января 1919 г. шла по нарастающей. В декабре 1918 г группа «Спартак», убедившись в гибельности союза с оппортунистами (уже успевшими снюхаться с буржуазией и образовать коалиционное правительство – ну точно, как Временное правительство в России), объявила о создании Коммунистической партии Германии. В январе 1919 г. дело дошло до открытых столкновений с оружием в руках. Рабочий класс Германии шел по пути Октября!
В эти дни Ленин обратился с письмом к рабочим Европы и Америки, заявив, что «когда «Союз Спартака» назвал себя Коммунистической партией Германии» ? тогда основание действительно пролетарского, действительно революционного III Интернационала, Коммунистического Интернационала, стало фактом. Формально это основание еще не закреплено, но фактически III Интернационал теперь уже существует».
На примере революции в Германии Ленин демонстрирует три главных направления во всемирном социализме: 1) курс на социалистическую революцию, олицетворяемый компартией во главе с К. Либкнехтом — «с Либкнехтом и «спартаковцами» идет все, что осталось честного и действительно революционного среди социалистов Германии» ; 2) курс на союз с буржуазией — «та верхушечка подкупленных буржуазией рабочих, которых мы, большевики, звали…агентами буржуазии в рабочем движении… Это новейший, «moderne», тип социалистического предательства, ибо во всех цивилизованных странах буржуазия грабит – путем ли колониального угнетения или путем финансового «извлечения выгод» с формально независимых слабых народов — грабит население, во много раз превышающее население «своей» страны. Отсюда — экономическая возможность «сверхприбылей» для империалистической буржуазии и употребления доли из этой сверхприбыли на подкуп верхушечного слоя пролетариата, на превращение его в реформистскую, оппортунистическую, боящуюся революции мелкую буржуазию» .
Ну неужели написанное Лениным — это про 1919 год? Ни в коем случае! Это ? про наше время! Только нужно чуть-чуть изменить формулировки. Не «агенты буржуазии в рабочем движении», а «агенты влияния», не отстегивание процента от сверхприбылей при вывозе капитала для подкупа «своих» оппортунистических вождей, а употребление средств МВФ и Всемирного банка для открытой покупки руководителей соответствующей страны под видом кредитов и «льготных инвестиций» при одновременном создании иллюзий у «своих» рабочих и «белых воротничков», что они якобы работают значительно лучше, чем их коллеги за пределами «золотого миллиарда» и поэтому больше получают. Сверхприбылей у сегодняшнего ультраимпериализма для этого хватает, поскольку любая «помощь» «развивающимся» странам оборачивается ограблением этих стран во все возрастающей степени, а «своих» работников наемного труда очень удобно превращать в соучастников этого ограбления (на один заработанный доллар приходится три награбленных). Вот откуда берется пресловутый «средний класс», столь назойливо вдалбливаемый в общественное сознание. Прискорбно, что этим насквозь фальшивым, абсолютно лишенным концептуальности понятием оперирует, увы, не только «желтая» буржуазная пропаганда, но и оппозиция.
Товарищи, да поймите же, что, принимая навязанную терминологию, вы уже тем самым проигрываете психологическую войну! К господам, разумеется, обращаться по этому поводу излишне.
А ведь вроде бы беспроигрышная тактика ультраимпериализма дает одну осечку за другой! Относительный успех в Югославии, превращенной Западом в жалкие лоскуты и потерявшей в навязанных междоусобицах едва ли не столько же людей, сколько во Второй Мировой, обернулся позором Афганистана и Ирака, провалами в Индокитае и на Дальнем Востоке, образованием факела социализма в Южной Америке. Мир не принимает ультрамерзости! Необходимо быть на уровне понимания процессов, отражающих мировое противостояние труда и капитала.
Так что Ленин из 1919 г. отлично видел то, что происходит на рубеже ХХ и ХХI веков. Но он не ограничивался обозначением двух направлений — последовательно революционного и откровенно предательского. Он выделяет и третье: «Между спартаковцами и шейдемановцами – колеблющиеся, единомышленники Каутского, на словах независимые, на деле зависящие целиком и по всей линии сегодня от буржуазии и шейдемановцев, завтра от спартаковцев … на словах стоящие за социалистическую революцию, на деле неспособные понять ее, когда она началась, и защищающих по-ренегатски «демократию вообще», т.е. на деле защищающих буржуазную демократию»
Пока Ленин писал цитированное нами письмо, Шейдеманы и Каутские в Германии сделали свое грязное дело. Карл Либкнехт и Роза Люксембург были предательски брошены в тюрьму и подло убиты при полном попустительстве социал-демократического шейдемановского правительства и лицемерном заламывании рук каутскианцев в своей газете «Die Freiheit» – «Свобода» (!). Ну чем не современные оплакиватели жертв октября 1993-го? Революция в Германии захлебнулась в крови как расстрелянных рабочих, так и предательски убитых вождей. Но Ленин, дописывая свое письмо, заявил: «Кровь лучших людей всемирного пролетарского Интернационала, незабвенных вождей международной социалистической революции закалит новые и новые массы рабочих в борьбе не на жизнь, а на смерть. И эта борьба приведет к победе!».
Несмотря на поражение революции в Германии, организация III Интернационала стала свершившимся фактом. Лихорадочно созванная в противовес этому в феврале 1919 г. Бернская конференция II Интернационала, призванная обозначить возобновление его деятельности, обозначила только полное идейное банкротство остатков былой организации. Каутскианцы (ох, уж этот «мэтр»!) выступили в своем духе – осудили правительство Шейдемана за роспуск Советов и предложили ему не распускать Советы, а объединить их с Национальным собранием. В идейно-теоретическом плане это полный нонсенс — стремление объединить диктатуру пролетариата (Советы) с диктатурой буржуазии (Национальным собранием). В политическом — это свидетельство полной несостоятельности желтых социалистов, с одной стороны, перепуганных при виде свирепых репрессий буржуазии в январе 1919 г., с другой — трясущихся от ужаса при осознании роста силы новой, советской, пролетарской демократии.
Ну чем не позиция Госдумы РФ, с одной стороны, объявляющей амнистию участникам октябрьских событий 1993 г. в Москве, с другой — закрывающей следственные мероприятия на предмет всестороннего анализа преступных действий режима в этих событиях? Наследники Шейдеманов и Каутских — в своем репертуаре.
«Амнистия» — защитники Советской власти, действовавшие в полном соответствии с Конституцией РСФСР (только плохо — вспомним Парижскую Коммуну) и за это посаженные в тюрьму, выпускаются на свободу. Никаких юридических оснований для их осуждения нет, да и быть не может – сначала нужно изменить законодательство через ту же Думу, одной принятой под дулами пушек и при остервенелой подтасовке бюллетеней так называемой Конституции РФ для этого явно недостаточно. А режим, сам по себе незаконный и насквозь провонявший криминалом, никак нельзя осудить ? тогда ведь (ох и ах!) Думу могут разогнать!
Что же еще тут можно сказать, кроме повторения презрительного «Mädchen für alle”, брошенного Розой Люксембург по адресу Каутского? Увы, Госдума РФ многократно сама себя произвела именно в такое звание. От буржуазного парламента другого ждать не приходится.
Любопытно, что в 1919 г. большинство участников Бернской конференции не приняло каутскианской резолюции, несмотря на ее усиленное проталкивание. “Мэтр” и К0 были этим весьма раздосадованы. Однако резолюцию, осуждающую действия большевиков в России, конференция все же выдала. Классовое чутье у нее обнаружилось тем самым явно мелкобуржуазное — согласие между буржуазией и пролетариатом невозможно, а диктатура пролетариата — это плохо. Значит, принимаем сторону буржуазии. А о Советской власти и ее сути, даже применительно к самой Германии — самый животрепещущий вопрос — ни слова!
Но Ленин чутко уловил и неуверенность, недосказанность в осуждении большевизма Бернской конференцией. “Отсталые массы немецкого пролетариата идут к нам!” — это прозвучало чуть позднее, но понято было Лениным исключительно своевременно. Весьма показательным было и то, что конференция избрала специальную комиссию для ознакомления с положением дел в Советской России, иронически названную Лениным «знатные ревизоры из Берлина». В состав комиссии вошли К. Каутский, Р. Гильфердинг, Ф. Адлер и ряд других авторитетов II Интернационала — практически все оставшиеся руководители. 19 февраля Советское правительство получило официальный (!) — от имени германского МИДа – запрос на предмет разрешения на въезд этой комиссии в Россию. По просьбе Ленина Чичерин составил ответную радиотелеграмму, представляющую блестящий образец новой, советской дипломатии:
«В ответ на Вашу радиотелеграмму от 19 февраля спешу сообщить Вам, что, хотя мы не считаем бернскую конференцию ни социалистической, ни представляющей в какой бы то ни было степени рабочий класс, тем не менее мы разрешаем въезд в Россию названной Вами комиссии и гарантируем ей возможность всестороннего ознакомления, как мы разрешим въезд всякой буржуазной комиссии, имеющей целью осведомление, прямо или косвенно связанной с любым буржуазным правительством, даже производящим военное нападение на Советскую республику. Соглашаясь безусловно на въезд названной Вами комиссии, мы желали бы знать, согласится ли Ваше демократическое правительство, а равно правительства других демократических стран, граждане коих участвуют в комиссии, разрешить въезд в эти страны нашей комиссии от Советской республики».

Приезд «знатных ревизоров» не состоялся. Зато состоялся I Конгресс Коминтерна — со 2 по 6 марта 1919 г. Он был не очень многочисленным по количеству участников — 52 человека. Но эти 52 человека представляли 30 стран. 30 стран! — и это в 1919 г., когда Европа и весь мир ещё не остыли от мировой войны, когда Советская республика вся полыхала огнем войны гражданской — и, тем не менее, в 30 странах уже образовались компартии, и их делегаты не побоялись приехать в Москву через бесчисленные линии фронтов. Это вам не вислозадые «знатные ревизоры»!
Главным на Конгрессе был вопрос, поставленный самой жизнью – вопрос о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата. Подчеркнём ещё раз: не «диктатуре вообще» и «демократии вообще»! Конгресс чётко определил главную задачу компартий в странах, где ещё не существует Советской власти:
1. Выяснение широкими массами рабочего класса исторического значения политической и исторической необходимости новой, пролетарской демократии, которая должна быть поставлена на место буржуазной демократии и парламентаризма.
      2. Распространение и организация Советов среди рабочих всех отраслей промышленности и среди солдат армии и флота, а также среди батраков и бедных крестьян.
      3. Основание внутри Советов прочного коммунистического большинства.
Подытоживая работу I Конгресса Коминтерна, Ленин писал:
«Прочно только то в революции, что завоевано массами пролетариата. Записывается только то, что действительно прочно завоевано. Основание III, Коммунистического Интернационала в Москве… было записью того, что завоевали не только русские, но и… международные пролетарские массы. Именно поэтому основание III, Коммунистического Интернационала есть дело прочное».
Выступая на торжественном совместном расширенном заседании ВЦИК, ВЦСПС, Моссовета и МК РКП(б) 6 марта 1919 г., Ленин приводит яркие примеры, доказывающие лавинообразный рост влияния большевизма во всем мире, несмотря на жестокие преследования большевиков в странах капитала. Даже в Швейцарии — стране, так гордившейся своими политическими свободами, сажали в тюрьму только за то, что человек (речь идет о французе Гильбо) имел связь с Лениным и, следовательно, его деятельность, независимо от содержания, грозила революцией в самой Швейцарии. В той самой Швейцарии, которая так своевременно приютила Ленина и дала ему возможность исключительно много сделать для подготовки революции в России. Похоже, швейцарские власти хорошо запомнили это и сделали для себя обобщающие выводы.
Гильбо ехал в Россию тем же маршрутом, что и Ленин во время своей хрестоматийной поездки весной 1917 г. Прошло два года. Казалось бы, что за проблема – теперь, когда мировая война уже закончилась, у власти и в Швейцарии, и в Германии правительства, вовсю афиширующие свою «демократичность» (конечно, «вообще»), вперёд и с песней. Тем не менее — в Швейцарии Гильбо отсиживает в тюрьме и после тщательных проверок на предмет угроз существующему режиму с превеликим трудом выходит на свободу. Но это свобода относительная — через Германию его везут в сопровождении жандармов и офицеров, передавая с рук на руки. По выражению Ленина, «как бы он не обронил спички, которая зажгла бы Германию. Но Германия горит и без такой спички!».
Как мы помним, Ленину стоило огромных усилий доказать, что никакой деятельности в пользу русского царя он не ведет. Только при этом условии его пропустили через Германию. Сколько же грязи постарались вылить на Ленина жёлтые писаки в связи с этой поездкой! Но – кризис жанра! – ничего существенного, кроме того, что распространяли о нём сразу же по приезде господа меньшевики, они сочинить не смогли. Не будем лишний раз оглядываться на поганых мосек, заметим только, что после успешной поездки Ленина тем же путём в Россию вернулись весной 1917 г. около 200 эмигрантов (главным образом, меньшевиков). Почему-то по их адресу визгов о германском золоте и измене святой, единой и неделимой России не было слышно. А ведь они просто трусливо спрятались за спиной Ленина (с Лениным ехало около 30 человек, почти одни большевики).
В 1919 г. Гильбо не спрашивали ни о какой лояльности. Его просто провезли под конвоем, не допуская ни одного контакта с кем бы то ни было. Гильбо всё же попал в Москву – единственный делегат от Франции! – чтобы донести как туда, так и обратно весть: французский пролетариат — за большевиков! Внуки парижских коммунаров горячо приветствовали как Советскую республику, так и рождение нового богатыря — Коминтерна.
Конечно, читая выступление Ленина на этом торжественном собрании, понимаешь – это не теоретическая и не публицистическая статья, много в нём подстраивается под специфику устной речи, подчёркивая эмоциональные моменты – поэтому «ловить на слове» Ленина за опережение событий в этом выступлении негоже. Словно наяву слышишь его страстные слова:
«Мы не ищем с буржуазией соглашения. Мы идем на последний и решительный бой с ней; но мы знаем, что после мучений, терзаний и бедствий войны, когда массы во всем мире борются за демобилизацию, чувствуют себя обманутыми, понимают, как невероятны тяжести налогов, взваленных на них капиталистами, убившими десятки миллионов людей из-за того, кто больше получит барышей – что час этих разбойников прошёл! Теперь, когда слово «Совет» стало понятным для всех, победа коммунистической революции обеспечена!».
Повторимся, шёл март 1919 года. Россия полыхала пламенем гражданской войны. Потери в ней составили не меньше, чем в мировой империалистической войне (а там Россия потеряла больше всех ? около 3 млн. чел.). Но Ленин сквозь это пламя, сжёгшее в итоге и его самого, видел грядущие грандиозные перспективы мировой революции!
Временные рамки её он, правда, несколько сжал. Слово «Совет» тогда стало понятным далеко не для всех, во всяком случае, враги его смысл уяснили лучше, чем друзья. Спустя 100 лет — это же целая эпоха! — приходится специально доказывать, что Советская власть — это единственная форма государственной власти, при которой хозяевами являются те, кто работает, а не те, кто ворует и грабит.
***
Провожая делегатов I Конгресса Коминтерна, Ленин уже был всецело погружён в мысли о последующем этапе его работы. Он не уставал разъяснять всемирно-историческое значение Коминтерна: претворение в жизнь диктатуры пролетариата сначала идейно, затем реально. С основанием Коминтерна наступила новая эпоха всемирной истории: «Человечество сбрасывает с себя наёмное рабство. Освобождаясь от рабства, человечество приходит к настоящей свободе». Уже не в речи на торжественном собрании, а в тщательно выверенной статье он повторяет: «Никогда еще не было в мире такой государственной власти большинства населения, власти этого большинства на деле, как Советская власть. Она подавляет «свободу» эксплуататоров и их пособников, она отнимает у них «свободу» эксплуатировать, «свободу» наживаться на голоде, «свободу» борьбы за восстановление власти капитала, «свободу» соглашения с иноземной буржуазией против отечественных рабочих и крестьян».

Ну разве хоть одно слово из этой цитаты не относится к настоящему моменту? «Свобода», отвергающая классовую суть происходящих явлений,—такая же бессмыслица, как и вся словесная шелуха, призванная буржуазией для массовой идиотизации. И — к несчастью, эта бессмыслица многим сегодня отравила мозги.
Защищать «свободу вообще», как и «демократию вообще» — значит признаваться в том, что ты или дурак, или жулик. А общество, где жулики управляют дураками, ? и есть капитализм. Но дурак ? т.е. человек, повторяющий свои ошибки, ? категория динамическая. Если он способен сделать над собой усилие, достаточное хотя бы для того, чтобы понять, что он дурак, то он уже тем самым способен при следующем усилии перейти в категорию умных ? т.е. людей, своих ошибок не повторяющих. Подобная динамика очень опасна для жуликов, поскольку сам факт управления обществом жуликами ? ошибка со стороны тех, кем эти жулики управляют. Поэтому жулик, стоящий у власти, заинтересован не просто в дураках – он заинтересован в дураках, довольных тем, что они дураки. Но дурак, довольный тем, что он дурак, т.е. пребывающий в гармонии с самим собой и с окружающей средой – это уже новое качество, а именно идиот. Это понятие допускает строгое медицинское обоснование, но здесь не место для подробных рассуждений на этот счет.
Капитализм устойчив постольку, поскольку подавляющее большинство трудящихся доведено до идиотизма, а именно это сегодня наблюдается в «цивилизованном» мире, который нам так стараются подсунуть в качестве образца и который претендует на звание «золотого миллиарда», где России (вернее, тому, что планируется от нее оставить) места нет.
Современный идиот (не в медицинском, а в социальном смысле) – потребитель, посвящающий все свои усилия удовлетворению потребностей, не отличающих человека от животного, ? идеал, к которому стремится подвести буржуазная пропаганда. Да, если это так, то за пределы капитализма нечего и заглядывать. Но в таком случае у общества нет никакой перспективы развития. Это особенно остро осознается при анализе настроений молодежи, которую современный ультраимпериализм с диким остервенением тянет к своей системе ценностей.
Поляризация здесь, конечно, огромна. От запальчивых воплей о «свободе вообще» и заливистого пения рулад за упокой марксизма и коммунизма (пения, разумеется, с чужого голоса и под управлением опытных капельмейстеров) до самых решительных требований немедленно взять в руки оружие и открыть огонь по всем, кто поддерживает существующий режим. Такой разнобой мнений, очень смахивающий на квазибелый шум, по большому счету, на руку ультраимпериализму, поскольку не представляет для него серьёзной опасности — в любой момент ультралевацкие выступления можно использовать в провокационных целях.
Опыт Коминтерна в этом плане бесценен. Ленинский, героический период его жизни (1919-1923) характеризовался лавинообразным нарастанием влияния компартий на мировой революционный процесс. Проживи Ленин хотя бы ещё десяток лет, и вся история человеческого общества, вся мировая цивилизация могли бы развиваться совсем не так, как это имело место в действительности. В частности, можно с огромной долей доказательности заявлять, что не было бы Второй Мировой войны. Но, увы, история сослагательного наклонения не терпит, и по-настоящему научный анализ требует прежде всего смотреть на объективные факторы, не абсолютизируя роль даже такого величайшего вождя, каким был В.И. Ленин.
С I Конгресса, проходившего под грохот канонады, до IV (ноябрь 1922 г., как раз в пятилетие Октября) прошло столько событий, что, без всяких преувеличений, мир стал другим. Интервенция и белогвардейщина потерпели сокрушительное поражение. Никоим образом не отказываясь от планов уничтожения «гидры большевизма», мировой капитал очень хорошо почувствовал влияние только что родившегося Коминтерна на собственной шкуре. «Большевистский младенец» в России не только придушил поганых гадин, забравшихся в его колыбель, но и вызвал энергичные крики таких же «младенцев» во всем мире. Так что соединённых усилий по принципу «все на одного» не получилось ? под собственными казёнными частями стало очень жарко. Вдохновителя «похода 14 держав» против Советской России У. Черчилля убрали в тень. Империализм занялся перегруппировкой сил, которых у него пока что было значительно больше, чем у его противника ? мирового коммунизма. Революции в странах Европы подавлены ? во всяком случае, кавалерийской атакой создать мировую систему Советов не удалось. Необходимо, было, во-первых, не дать капиталу насмерть поразить мировое коммунистическое движение, во вторых, обеспечить возможность успешного строительства социализма в России ? стране, которая одна только и смогла по-настоящему реализовать установку Базельского конгресса 1912 г.
С одной, правда, поправкой ? Октябрьская революция произошла практически бескровно, большая кровь пролилась тогда, когда озверевшая внешняя и внутренняя контрреволюция пошла в атаку. Но большевизм показал, что он не только сильнее, но и умнее своих противников.
В 1920-1921 гг. интенсивность работы Ленина, и без того фантастическая, ещё более возрастает. Бездна неотложных дел, каждое из которых решало судьбу и страны, и мировой революции, не помешала ему выступить в 1920 г. с классической теоретической работой «Детская болезнь левизны в коммунизме», написанной как обобщение опыта Коминтерна.
Конечно, попытки анализировать ход мысли гения ? это одно из самых безнадёжных, хотя и полезных, занятий. Заменить, хоть в какой-то степени, автора путем изучения его работ невозможно. В этом ? безнадёжность.
Но полезность ? в том, что ленинская мысль, в её не догматическом, как это делалось длительное время, а творческом представлении, способна подсказать нам и сегодня, как действовать, чтобы суметь превратить тот «квазибелый шум» нарастающего мирового протеста против ультраимпериалистического произвола, влекущего человечество в пропасть самоуничтожения, в когерентное излучение, энергия которого сосредоточена вокруг одной правильно выбранной частоты, попадающей в нужный резонанс, и которое направлено точно в мозговой центр капиталистического монстра.
Можно сказать, что Ленин мастерски умел применять принцип фрактальности, заключающийся в выделении в большой системе части, в главных своих функциях повторяющей функции исходной системы, и, анализируя особенности поведения этой части, давать рекомендации, обеспечивающие эффективное управление как частью, так и целым (приемы аналогичны). Принцип фрактальности (или вложенности) активно работает в современной науке и технике. Почему же не использовать его в управлении общественными процессами?
Но главное, чем Ленин был вооружён — это концепцией общественного развития. Применяя принцип фрактальности, Ленин видел эту концепцию и в работе Коминтерна, и в беседах с ходоками из самых захудалых деревень. То же можно сказать и о «Детской болезни левизны». Анализируя тактику классовой борьбы пролетариата под руководством компартий, Ленин постоянно обобщает опыт России на мировое революционное движение. Он убедительно доказывает, что объективные условия, сложившиеся в России в смысле разнообразия форм классовой борьбы, дают право на такое обобщение.
Невозможно и здесь обойтись без сопоставления с сегодняшним днем. Читаем слова Ленина о периоде реакции: «Упадок, деморализация, расколы, разброд, ренегатство, порнография на место политики. Усиление тяги к философскому идеализму; мистицизм, как облачение контрреволюционных настроений».
Что это, разве о 1907-1910 годах? Да помилуйте, слово в слово — о конце ХХ – начале ХХI века. Всё точно. Но точно и далее — как прямое указание нам:
«В то же время именно великое поражение дает революционным партиям и революционному классу настоящий и полезнейший урок искусства вести политическую борьбу. Друзья познаются в беде. Разбитые армии хорошо учатся».
Главная задача во время торжества контрреволюции — сохранить революционное ядро партии, отступить с минимальными потерями, научиться работать в легальных, пусть даже самых реакционных организациях (парламент, профсоюзы, кооперативы, страховые общества и т.д.). Но годы реакции проходят. За ней идет подъём — сначала медленный, затем ускоряющийся. Сегодня наступает именно такое время. События, подобные расстрелу защитников Советской власти в 1993 г., ещё не ускоряют сами по себе революционного процесса, поскольку массам не очень-то понятно, кого именно там расстреливали, тем более, что все мощные средства массовой идиотизации что есть сил создают в общественном сознании совершенно искажённое представление об этих событиях. Но, как и Ленский расстрел 1912 г., такие события заставляют очень и очень задуматься — что же всё-таки с нами происходит.
Работа в буржуазном парламенте — да. Но сосредоточение всего руководства партии в парламентской фракции — нет и еще раз нет. Парламентаризм чреват быстрым и необратимым сползанием на оппортунистические позиции, что неизбежно при постоянном поиске компромиссов с властью. Следствие парламентаризма — необратимая утрата позиций во властных структурах, а с ней — и потеря авторитета в массах. Чтобы этого не происходило, одновременно должна вестись постоянная, напряженная и зачастую вовсе неблагодарная внепарламентская работа вплоть до нелегальной (а при обострении ситуации, возможном в любой момент, нелегальная работа сразу может сделаться главной). Только в постоянном контакте с массами, т.е. с тем классом, интересы которого партия представляет, возможно сохранение правильного вектора усилий.
Вспоминая ситуацию в русском революционном движении эпохи ll Интернационала, Ленин четко обозначает самую суть:
«Ученые дураки и старые бабы ll Интернационала, которые пренебрежительно и высокомерно морщили нос по поводу обилия «фракций» в русском социализме и ожесточенности борьбы между ними, не сумели, когда война отняла хваленую «легальность» во всех передовых странах, организовать даже приблизительно такого свободного (нелегального) обмена взглядов и такой свободной (нелегальной) выработки правильных взглядов, какие организовали ранее русские революционеры в Швейцарии и ряде других стран».
Что это, как не прямая инструкция к выработке правильной тактики компартии, находящейся в оппозиции?
Отличие от времен почти 100-летней давности – в том, что сегодня нелегальная работа труднее, чем раньше. Информационная революция позволяет правящим режимам отслеживать даже содержимое маленьких конфиденциальных записок, положенных в сейф в парламентском кабинете, не говоря уже о тотальном прослушивании всех совещаний и телефонных переговоров. Любой массив информации, подключенный к Интернету, подробно исследуется, несмотря на всякие пароли (делается даже крупный бизнес мафиозного толка на «взломе» нужных программ и на запуске «вирусов»).
Но ведь эти возможности может использовать не только режим! Большевизм в ленинские времена доказал, что он сильнее, потому что прежде всего умнее. Нам необходимо сегодня доказать то же самое. Опыт великих предков обязывает!
Сам факт глобального противоречия классовых интересов – это то, что невозможно устранить никакими специальными средствами, кроме социалистической революции. Даже если представить себе, что мировой буржуазии удалось полностью парализовать классовое сознание современного пролетариата (повторимся, что это работники как промышленности, так и науки и образования), то это с неизбежностью означает остановку дальнейшего общественного прогресса, поскольку рабы не способны к творчеству. Объективная заинтересованность буржуазии во всеобщей идиотизации (иначе буржуазия, т.е. узаконенная свора жулья, не способна удерживать власть), означает неминуемую гибель цивилизации, так как некому будет тащить на себе прогресс.
Поэтому постановка со всей серьёзностью внепарламентской работы, включающей в себя и нелегальные формы, причем подчинение парламентской деятельности внепарламентской (ни в коем случае не наоборот, что, к сожалению, неизбежно при совпадении руководства партией и парламентской фракцией), есть необходимое условие для достижения победы. Необходимое, но не достаточное. Достаточным оно будет тогда, когда партия не только освоит все формы классовой борьбы, но и выработает соответствующее ощущение момента, когда следует переходить от одной формы борьбы к другой.
Идея Советской власти — единственно возможной формы власти, способной на деле отражать интересы народа, родилась не в чьей-то отдельно взятой, пусть даже и гениальной, голове, а появилась в ходе революционной практики 1905 г. После Великого Октября, прежде всего благодаря Коминтерну, эта идея получила мощный резонанс во всем мире, и не только в первые 5 лет.
Вся история ХХ века убедительно доказала, что более демократической (не в смысле «демократии вообще», а в смысле демократии как власти тех, кто работает, а не тех, кто ворует) формы власти, чем Советская власть, не существует. Все трагедии, поражения и потери социалистического строительства были связаны именно с отступлениями от идеи Советской власти.
Все это азбучные истины, и особенно удивительно, что их приходится повторять для людей, делающих политику оппозиции. Возникает резонный вопрос: а не являются ли радетели «опоры на национально ориентированного предпринимателя» в условиях господства криминальной буржуазии вольными или невольными буржуазными провокаторами? Оглядываясь на Коминтерн 1920-го: «буржуазия несомненно посылает теперь и будет посылать провокаторов в коммунистические партии. Одно из средств борьбы с этой опасностью – умелое сочетание легальной и нелегальной работы».
Опять — Ленин всё прекрасно видел на век вперёд, а вовсе не просто анализировал полуграмотные инсинуации «леваков» периода германских событий 1919-1920 гг.
Но если «национально ориентированный предприниматель» – это потенциальный предатель, а пролетариат деклассирован и крайне дезорганизован, то что же делать? Не всегда ведь обстоятельства складываются так, что власть полностью обанкротилась, приказы её выполняют (да и то из рук вон плохо) только бабий батальон да горстка сопливых юнкеров, а красногвардейцы представляют собой вооружённый не только винтовками, но и бронетехникой на всё готовый 100-тысячный отряд, подкреплённый эскадрой военных кораблей со столь же решительно настроенными матросами и направляются людьми, чётко осознающими, чьи интересы надлежит соблюдать и как это лучше делать.
Ленин и на этот счёт дает совет, вполне пригодный для настоящего времени: надо работать в профсоюзах. К концу гражданской войны авторитет слова «большевик» поднялся на такую высоту, что стал кошмаром для каждого буржуа или ему сочувствующего и символом надежды на всё самое лучшее для каждого рабочего человека. Как же это могло произойти, ведь кроме личного примера, газет и листовок, тогда никаких СМИ не было, да и читать-то умели буквально единицы? Именно через профсоюзы. «…Иначе как через профсоюзы, через взаимодействие их с партией рабочего класса нигде в мире развитие пролетариата не шло и идти не могло».
Что же мы имеем сегодня? Работа в профсоюзах практически не ведётся, хотя в достаточно большом числе предприятий и учреждений коммунисты состоят в выборных профсоюзных органах. При такой ситуации произносить даже с высоких трибун речи, осуждающие рабочий класс за то, что он «потерял классовое чутьё» и не идет в своих требованиях дальше лозунга «отдай зарплату» — значит расписываться в собственной несостоятельности как коммунистов. События последних лет (протесты против «монетизации» льгот, против издевательских «реформ ЖКХ», против «дачной амнистии», против «автономизации» учебных заведений и т.п.) лишний раз это подтверждают. Все эти акции, направленные против фашизирующейся политики режима, оказались практически оторванными от деятельности компартий.
Да, конечно, содействие протестующим, вплоть до полулегального их размещения на московских квартирах, оказывалось. Но где поддержка, например, шахтёров другими отрядами рабочего класса, да так, чтобы затряслись стены Кремля? Где ужесточение требований к режиму по мере нарастания движения поддержки? Где результаты работы партии в силовых структурах, чтобы нельзя было себе представить ликвидацию акции протеста бандой ОМОНа? Где, наконец, согласованные действия самих партийных структур по всей стране, чтобы выступления рабочих, студентов, ветеранов не оказывались неожиданностью для партии? Вопросов подобного рода, отмечающих никудышную внепарламентскую работу партийных организаций, море.
Да, в современных профсоюзах, реакционность которых, увы, сравнима с реакционностью западных профсоюзов ленинской эпохи, работать безумно трудно. Да, верхушка профсоюзов «скупается на корню» совершенно беззастенчиво. Да, власти умело кидают подачки то одной, то другой группе шахтеров, учителей, врачей и т.д. в соответствии со старым как мир принципом «разделяй и властвуй». Это усугубляет трудности.
Но без работы в профсоюзах, без борьбы за завоевание руководства профсоюзами и через них — за возвращение влияния на сознание рабочего класса (включающего сегодня и работников отраслевой и академической науки, образования и значительную часть творческой интеллигенции) — рассчитывать на серьёзные политические успехи не приходится.
Ленин: «Эту борьбу надо вести беспощадно и обязательно довести ее… до полного опозорения и изгнания из профсоюзов всех неисправимых вождей оппортунизма».
Мы же пока что видим позор больше свой собственный. А продажные профсоюзные лидеры процветают как ни в чём ни бывало. А наука и образование откровенно уничтожаются. А безопасность страны во всех своих аспектах сводится к нулю. И где же перспективы, и каковы они?
Ленин с присущим ему мастерством анализа подчеркивает: невозможно завоевать политическую власть, если борьба за профсоюзы «не доведена до известной степени, причем в различных странах и при различных условиях эта «известная степень» не одинакова (выделено Лениным). Правильный учет влияния партии в профсоюзах, а через них — и во всем рабочем классе — под силу только достаточно вдумчивым, опытным и информированным политическим деятелям, ни на минуту не забывающим о классовых интересах».
В современных условиях это означает, что ЦК должен располагать мощным информационно-аналитическим центром (ИАЦ), позволяющим оперативно оценивать ситуацию по всей стране. Этот центр должен быть связан с сетью подобных же центров, оценивающих ситуацию на местах. Система ИАЦ, построенная по пирамидальному принципу, должна обеспечивать, с одной стороны, полную координацию действий всех партийных структур, с другой – должна быть достаточно защищена от проникновения в нее как классово чуждых элементов, так и соответствующей внедренной с определенными целями информации. Система ИАЦ должна быть полностью подготовлена для смены легальных форм работы на нелегальные и наоборот.
Возвращаясь к Ленину, мы обнаруживаем аналогичную ситуацию, только без информационных «чудес» нашего времени: «Да если бы мы сейчас в России, после 2,5 лет невиданных побед над буржуазией, поставили для профсоюзов условием вступления «признание диктатуры», мы бы сделали глупость, помогли меньшевикам. Ибо вся задача коммунистов – уметь убедить отсталых, уметь работать среди них, а не отгораживаться от них выдуманными лозунгами».
Отметим ещё раз, как мастерски Ленин применяет принцип фрактальности. Блестящий пример работы коллективного разума, сосредоточившегося в одной голове, чтобы затем стать руководством к действию для миллионов: «Исполком III Интернационала должен…прямо осудить и предложить следующему съезду Коминтерна осудить…политику неучастия в реакционных профсоюзах (с подробной мотивировкой неразумности такого неучастия и крайней вредности его для дела пролетарской революции)».
Итак, Ленин из своего времени дает нам, неразумным болтунам 2000-х, прямое указание, извлеченное из анализа практики Коминтерна: бороться за завоевание прежнего влияния партии в профсоюзах. Без этого ничего не будет. Работа в профсоюзах и других организациях, объединяющих большие массы трудящихся, – важнейшая форма внепарламентской партийной работы, на сегодня, скажем прямо, совершенно проваленной.
Заметим сразу, что из необходимости радикального усиления внепарламентской работы не следует, что на работу в Госдуме надо вообще наплевать. Опыт Октября прямо указывает: «даже за несколько недель до победы Советской республики, даже после такой победы, участие в буржуазно-демократическом парламенте не только не вредит революционному пролетариату, а облегчает ему возможность доказать отсталым массам, почему такие парламенты заслуживают разгона, облегчает политическое изживание буржуазного парламентаризма. Не считаться с этим опытом и претендовать в то же время на принадлежность к Коминтерну, который должен интернационально вырабатывать свою тактику…,(все выделено Лениным) значит, делать глубочайшую ошибку и как раз отступать от интернационализма на деле, при признании его на словах»
Что же мы имеем сегодня? Парламентская фракция коммунистов и их союзников ещё недавно имела достаточное влияние, чтобы не пропустить любой законопроект, способствующий укреплению позиций режима. Но пренебрежение внепарламентскими формами работы привело к тому, что фракция стала подобна «шагреневой коже», и все прорежимные аналитики захлебываются от восторга в соплях, строя прогнозы об отсутствии коммунистов в следующем составе Думы. Режим что есть силы стремится состряпать «двухпартийную» систему на манер Запада, только всё время создаваемая им «партия власти», несмотря на все усилия, разваливается. Уже почти забыты гайдаро-бурбулисовский «Выбор России» (в народном просторечии «выкидыш»), «Наш дом — Россия» («Коза Ностра – Росси»), символизированный дебильной физиономией Черномырдина с его фразой «хотели как лучше, а получилось как всегда», и сегодня очень большую тревогу внушает кремлевским «пиарщикам» судьба «Едросов», несмотря на все звоны в лапоть о постоянных успехах на выборах и докладах о всё новых пополнениях рядов «Едросов» знаменитыми спортсменами, артистами, учёными и т.п. Все это — игры в «виртуальную реальность» в обстановке информационной войны, а настоящего влияния в народе у «партий власти» нет и быть не может, Хотя бы просто потому, что их создатели и руководители не знают и знать не хотят, что такое «народ».
Ситуация в самом буквальном смысле трагикомическая, но вот уже более 20 лет такой парламент работает. Ленинские примеры работы в буржуазных парламентах — высокая политика по сравнению с современным российским парламентом, работу депутатов от оппозиции в котором можно сравнить с борьбой со связанными руками и ногами, да к тому же с мешком, надетым на голову. Но даже и в такой ситуации прорежимные СМИ периодически поднимают вой о том, что Думу пора разгонять, зря, дескать, кормится за народный счет. В общем, всё тот же мотивчик «держи вора». Неблагодарность работы оппозиционных депутатов в буржуазном парламенте, постоянное шельмование и представление в самом дурацком виде перед общественностью, а прежде всего — перед своими собственными избирателями, подрыв политического авторитета, психологическое давление по всем каналам, провокации, подкуп, запугивание, а то и прямой террор (убийства депутатов от оппозиции уже перестали восприниматься как сенсация) — все это порой вызывает такое отвращение, что естественным представляется презрение ко всякой буржуазной парламентской деятельности вообще и, как следствие, призывы к бойкоту парламентских выборов. Это мы видим сейчас, это видел и Ленин. Полностью понимая всю мерзость буржуазной парламентской деятельности, он, тем не менее, решительно осуждал вождей компартий, не умеющих и, ещё больше, не желающих использовать парламентские выборы и парламентскую трибуну по-революционному, по-коммунистически.
Ленинская программа действий касательно парламентаризма – это не что иное, как репетиция последующей гигантской программы социалистического строительства. Ни больше, ни меньше! Снова — блестящее применение принципа фрактальности:
«При господстве буржуазии очень «трудно» победить буржуазные привычки в собственной, т.е. рабочей партии: «трудно»  выгнать из партии привычных, безнадежно испорченных буржуазными привычками вождей-парламентариев, «трудно» подчинить абсолютно необходимое число выходцев из буржуазии пролетарской дисциплине, «трудно» создать вполне достойную рабочего класса фракцию в буржуазном парламенте, «трудно» добиться, чтобы коммунистические парламентарии не играли в буржуазно-парламентские бирюльки, а занимались насущнейшей работой пропаганды, агитации в массах. Все это «трудно», слов нет… Но все эти «трудности» – прямо-таки детские трудности по сравнению с задачами совершенно такого же рода, которые пролетариату неизбежно придется решать и для своей победы и во время пролетарской революции и после взятия власти пролетариатом. По сравнению с этими поистине гигантскими задачами, когда придется при диктатуре пролетариата перевоспитывать миллионы крестьян и мелких хозяйчиков, сотни тысяч служащих, чиновников, буржуазных интеллигентов, подчинять их всех пролетарскому руководству, побеждать в них буржуазные привычки и традиции, — по сравнению с этими гигантскими задачами является делом ребячески легким создать при господстве буржуазии, в буржуазном парламенте, действительно коммунистическую фракцию настоящей пролетарской партии».
Вот так. Исходя из задач пролетариата, исходя из задач партии вне парламента, формировать коммунистическую фракцию так, чтобы подрывать власть буржуазии изнутри буржуазного органа власти. А вовсе не наоборот: принимая правила игры в буржуазном парламенте, строить всю политику партии так, чтобы заполучить на выборах столько мест в парламенте, сколько нужно для реализации возможности ни за что не отвечать, но иметь тепленькое местечко, хлеб с маслом и постараться досидеть до пенсии на парламентской зарплате. Такой парламентаризм фактически свёл на нет авторитет компартий в развитых странах капитала во второй половине ХХ века, породил не менее жуткий разброд в мировом революционном движении, чем был в 1914 г. При такой позиции совершенно естественным представляется мнение многих представителей как рабочего класса, так и интеллигенции о любой парламентской фракции как шайке болтунов прохиндейского толка, существующих только для оправдания преступной политики режима.
Итак, Коминтерн ленинского времени за фантастически короткий срок стал не только делом международного рабочего движения, он стал едва ли не основным фактором международной политики. Слово «Коминтерн» стало едва ли не большим пугалом для всякого буржуа, чем слово «большевик».
Два последних при жизни Ленина Конгресса Коминтерна — III и IV — прошли под знаком обобщения опыта новой экономической политики. Сталкиваясь с современными «переоценками» нэпа, даваемыми не только буржуазными апологетами и их лакеями, но и вроде бы своими (например, Ю.П. Беловым, секретарем Ленинградского обкома КПРФ), впору схватиться за голову. Наряду с «государственным патриотизмом» нам усиленно вкручивают также и «государственный капитализм» как безусловный прогресс по сравнению с сегодняшним беспределом. Конечно же, при этом идут сплошные ссылки на Ленина. В самом деле, ведь он же говорил о госкапитализме как большом шаге вперед по сравнению с текущим моментом и в 1918, и в 1921 г. Заявление о том, что мы строим госкапитализм, прозвучало у него и на IV Конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 года.
Но давайте послушаем самого Ленина, а не то, что из него выдёргивают.
Июль 1921 г. Ленин докладывает на III Конгрессе Коминтерна о тактике РКП(б) «Свобода торговли означает свободу капитализма, но, вместе с тем, новую его форму. Это значит, что мы, до известной степени, заново создаем капитализм. Мы делаем это совершенно открыто. Это – государственный капитализм. Но государственный капитализм в обществе, где власть принадлежит капиталу, и государственный капитализм в пролетарском государстве (выделено мной. – Авт.) – это два различных понятия. В капиталистическом государстве госкапитализм означает, что он признается государством и контролируется им на пользу буржуазии и против пролетариата. В пролетарском государстве то же самое делается на пользу рабочего класса, с целью устоять против всё ещё сильной буржуазии и бороться против неё. Само собой понятно, что мы должны предоставить концессии иностранному капиталу… Мы не скрываем, что концессии в системе государственного капитализма означают дань капитализму. Но мы выигрываем время, а выиграть время значит выиграть всё, особенно в эпоху равновесия, когда наши иностранные товарищи основательно подготавливают их революцию. А чем основательнее она будет подготовлена, тем вернее будет победа».
Казалось бы, все ясно. Госкапитализм в условиях разваленной экономики означает дорогу к социализму при двух необходимых условиях: 1) диктатура пролетариата как форма государственной власти; 2) национализация предприятий и контроль пролетарского государства за деятельностью каждого закордонного концессионера при монополии внешней торговли. Только такой госкапитализм (а именно такой имел место при нэпе) действительно создает базу для строительства социализма. А такой базой, опять же слушая Ленина (а не Белова), может быть только мощная промышленность: «я ещё раз должен подчеркнуть, что единственной возможной экономической основой социализма является крупная машинная индустрия. Тот, кто забывает это, тот не коммунист (выделено мной. — Авт.)… Мы попытаемся войти в сношения с капиталистическими странами. Не следует жалеть о том, что мы предоставим капиталистам несколько сот тысяч тонн нефти, под условием, что они помогли нам электрифицировать нашу страну».
Отметим: Ленин не боялся ставить такое условие мировому капиталу от имени страны, совершенно разорённой семилетней войной. А почему не боялся? Потому что он представлял власть народа, а не буржуйских прихвостней, прячущих за лозунгами о «чистой демократии» свое презрение к народу и ужас перед ним.
А сегодняшние горе-теоретики продолжают петь о государственном капитализме с опорой на национально ориентированного предпринимателя как спасении от беспредела. А что такое государственный капитализм при государстве, стоящем на страже интересов «прихватизаторов», история уже продемонстрировала с ужасающей ясностью: это фашизм. Но, как видно, такая перспектива пугает Белова и Ко гораздо меньше, чем национализация. Дух Каутского жив!
А ведь Ленин из 1921 года указывает нам на ещё одну особенность нэпа: дань капитализму есть плата за выигрыш времени на подготовку революции в других странах. Переходя к нэпу, Советское правительство во главе с Лениным ни на минуту не забывало о Коминтерне!
Логика Ленина проста, как всё гениальное: из России нэповской будет Россия социалистическая, а выигранное время подготовит победу мировой революции, мозгом которой является Коминтерн. Если бы Коминтерна не было, нэп мог бы представляться определенной авантюрой. При наличии Коминтерна нэп – блестящий выход из, казалось бы, безнадёжной ситуации и бесценный опыт для других стран. И сегодняшний день подтверждает это с потрясающей силой!
Опыт ленинского нэпа — безусловно, с учетом национальный специфики – работает в Китае, на Кубе, в КНДР и Вьетнаме. Заметим, что это имеет место в заведомо неблагоприятных условиях — ультраимпериализм развернул глобальное наступление, Советский Союз и социалистический лагерь развалены, стратегического равновесия нет. Но поворот влево набирает мощь — Венесуэла, Бразилия, Боливия, Никарагуа не прочь брать пример с Кубы, и вот здесь-то Коминтерн нужен, как воздух. Но сегодня его нет (неотроцкистский «квазиинтернационал», болтающий о «демократическом социализме», не в счет), и это наиболее удручает. Вся борьба впереди.
Мы помним: Коминтерн начинался с идейного объединения в Циммервальде. Ленина поддержали всего 8 человек. К 1922 г. компартии, входящие в Коминтерн, объединяли более 1,5 млн. человек. Результатом деятельности Коминтерна стала мировая система социализма, включившая в себя треть населения Земли.

Развал её начался прежде всего с идейного разброда, который при наличии Коминтерна не мог бы достигнуть критической стадии, когда разброд идейный превращается в развал организационный.
Но Коминтерна не было! Это было величайшей стратегической ошибкой всего периода «биполярного мира». Да, существовал Варшавский Договор – военно-политическое объединение социалистических стран. Существовал СЭВ — экономический союз. Но отсутствие Коминтерна как межпартийного органа, постоянно координирующего действия Компартий — как находящихся у власти, так и ведущих борьбу за власть в условиях противостояния труда и капитала уже на уровне мировых систем — принесло неизмеримо огромный вред.
Коминтерн абсолютно необходим как орган коллективного мирового разума, творчески обогащающий наследие классиков и доводящий свои достижения в согласованном виде до самых широких масс. Его никоим образом не могут заменить периодические двусторонние и многосторонние встречи типа Совещаний коммунистических и рабочих партий, созываемых в своё время под эгидой ЦК КПСС. Решения этих Совещаний, определявшие генеральную линию в мировом революционном процессе (по примеру Конгрессов Коминтерна), с каждым новым Совещанием работали всё хуже. Правящими партиями они воспринимались как вмешательство во внутренние дела, а оппозиционными – как неосуществимые и потому бесполезные рекомендации. Сегодняшний разброд и развал возник не вдруг. В его основе – ослабление интернационализма в социалистическом лагере, неизбежное при отсутствии постоянных координирующих органов. Но есть все основания полагать, что максимальная точка разброда пройдена. На это указывают хотя бы 90 с лишним иностранных делегаций, посетивших в качестве гостей ХV съезд КПРФ в феврале 2013 года. Лидеры мирового революционного процесса понимают: без России обойтись никак нельзя.
Возрождение Коминтерна — это наша задача в части выполнения ленинских заветов. Сегодняшняя действительность ставит вопрос предельно жёстко: или всеобщая гибель при условии полного торжества ультраимпериалистического мироустройства, или развитие мирового революционного процесса с новым Коминтерном во главе. Третьего не дано. Дело за нами.
Рот Фронт!
Март 2013

Обратная связь