Перед участниками собрания с ярким, интересным докладом выступил Первый секретарь РК Г.Н. Змиевской.
Затем своими мыслями о К, Марксе взволнованно поделилась экономический советник Зюганова Л.Н. Швец.
Был показан небольшой фильм о великом учёном и революционере, вожде и учителе мирового пролетариата.
Фильм 1958 года, о жизни и деятельности основоположника научного коммунизма Карла Маркса, созданный на основе документальных материалов, хранившихся в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, в связи с 140-летием со дня рождения.
Всё это напомнило и помогло глубже прочувствовать сведения об этом гениальном человеке и его учении. Вновь потрясает поворот, который он совершил в познании общества, в истории человечества, в создании теории этих явлений. А затем как эту теорию он стал применять в практике – в борьбе за изменение мира, за интересы человека труда, за разумную и справедливую жизнь. И, наконец, как истинность его учения подтверждается в явлениях современности.
А мы, ещё раз испытали вдохновение необходимостью работы КПРФ и своей личной деятельности, вопреки всем препятствиям, ради победы великих идей Карла Маркса.
А. Якобсон
Текст выступления Змиевского Г.Н.
Выделение исторических эпох нового времени, начиная с Великой Французской революции, проводилось многократно. Но по-настоящему научно это было проделано только в марксистской литературе, поскольку иная методология в конечном счете констатировала тот или иной миропорядок, молчаливо предполагая в качестве объективной истины господство эксплуататорских классов. Это в равной мере относится как к ученым трактатам домарксистских времен, так и к современным «перлам» социологии и политологии, переплюнувшим все мыслимые и немыслимые нормы пошлости в своих заявлениях об устарелости марксизма и якобы обнаружившейся на практике его неспособности справиться с объективными затруднениями, что выразилось в распаде СССР и мировой социалистической системы. В связи с этим можно привести цитату из предисловия к двухтомнику избранных произведений Маркса и Энгельса, звучащую сегодня весьма актуально:
«Буржуазия ненавидит учение Маркса. Сначала она пыталась при помощи заговора молчания не допустить распространения учения Маркса. Но упорной борьбой за правильное теоретическое выражение интересов и задач пролетариата и за действительное проведение их в жизнь обеспечено было влияние марксизма на пролетариат. В силу того огромнейшего авторитета и влияния, которое учение Маркса завоевало среди масс пролетариата и трудящихся, буржуазии пришлось переменить свою тактику. Лицемерно признавая научные заслуги Маркса, буржуазия через своих лакеев старается извратить его учение. Изменники социализма, ренегаты марксизма, социал-демократические вожди, превратившиеся в лакеев буржуазии, всеми силами помогают ей в этом гнусном деле, стараясь скрыть истинный смысл учения Маркса, подделать его в духе буржуазии, чтобы усилить буржуазное влияние на пролетариат, поддержать и спасти разваливающееся здание буржуазного общества, укрепить власть буржуазии, ее классовое господство»[1].
Это написано 85 лет назад, в 1933 г, когда готовилось к печати издание избранных трудов, приуроченное к 50-летию памяти Карла Маркса, а в это время бушевал мировой экономический кризис, равного которому история еще не знала.
Но разве сегодня, в начале нового тысячелетия, каждое слово этой цитаты не относится к текущему положению дел? Разгорается мировой кризис капитализма, по сравнению с которым «великая депрессия» начала 30-х может показаться детской забавой. Мировая буржуазия, истратившая астрономические суммы на то, чтобы похоронить не только само учение Маркса, но и всяческую память о нем, вдруг бросилась до дыр зачитывать его труды и теперь уже тратит миллиарды долларов на их издание и приобретение, тем более, что самому доллару осталось жить недолго. Исполинская фигура Маркса опять встает во весь рост, и опять его силятся представить «освобождённым» от революционного изменения всего мирового уклада жизни.
Неизбежность превращения капиталистического общества в социалистическое Маркс выводит всецело и исключительно из экономического закона движения современного общества. Классовая борьба, порождаемая экономическим движением общества, неизбежно скажется и на судьбе государства. Государство, это организованное насилие, возникло на известной ступени развития общества, когда общество раскололось на непримиримые классы, когда оно не могло бы существовать без "власти", стоящей якобы над обществом и до известной степени обособившейся от него. Возникая внутри классовых противоречий, государство становится "государством сильнейшего, экономически господствующего класса, который при его помощи делается и политически господствующим классом и таким путем приобретает новые средства для подчинения и эксплуатации угнетенного класса.
"Коммунистический Манифест" написанный молодыми Марксом и Энгельсом, выдвинул основное положение марксизма: "коммунисты борются во имя ближайших целей и интересов рабочего класса, но в то же время они отстаивают и будущность движения".
Еще раз вспомним знаменитый призыв, завершающий «Манифест»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Это был не просто призыв. Маркс стремился реализовать его на практике. Поэтому особо знаковым событием в его деятельности явился I Интернационал.
I Интернационал (Международное Товарищество рабочих) был основан Карлом Марксом в Лондоне в 1864 г. Будучи идейным вождем Товарищества, Маркс написал Учредительный манифест, в котором ставились как стратегические задачи пролетариата (борьба за свержение капитализма, за полное уничтожение эксплуатации), так и тактические (координация действий рабочих союзов, «… существующих в различных странах и стремящихся к одной и той же цели, а именно: защите, развитию и полному освобождению рабочего класса»[2].
Программные и учредительные документы I Интернационала были так составлены, чтобы доступ не был закрыт никаким сообществам, защищающим интересы рабочего класса. Это, с одной стороны, дало возможность лавинообразно расширить организацию (I Интернационал имел секции во всех ведущих странах Европы, а также в США и Австралии), с другой — привело к «засорению» мелкобуржуазными настроениями и постоянным острым дискуссиям, переходящим в полемику.
Созданный на волне подъема международного рабочего движения, объективно связанного с развитием капитализма, I Интернационал просуществовал относительно недолго: формально он был распущен в 1876 г., фактически концом его основной деятельности следует считать Гаагский конгресс 1872 г.
Несмотря на короткий — менее 10 лет — основной период работы, I Интернационал выполнил свою историческую задачу: банкротство всех домарксовских социалистических учений стало ясным для самых широких слоев пролетариата. В предисловии к английскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1888 г. Энгельс писал: «Когда… Интернационал прекратил свое существование, он оставил рабочих совсем другими людьми по сравнению с тем, какими он их застал в 1864 г.»[3]
Основная деятельность I Интернационала отмечена Женевским (1866), Лозаннским (1867), Брюссельским (1868), Базельским (1869) и Гаагским (1872) Конгрессами, а также Лондонской (1871) Конференцией, срочно созванной в связи с событиями в Париже.
Период с 1868 по 1872 г был отмечен диалектикой нарастания борьбы противоположностей. С одной стороны, авторитет Интернационала рос и оказывал все более заметное влияние на европейскую политику. Пика этого влияния организация достигла в дни Парижской Коммуны. Напомним, что в состав Коммуны вошли 23 члена I Интернационала (из 83 избранных). Это ли не доказательство авторитета? Первый в истории прорыв всевластия капитала — и почти треть по количеству и подавляющее большинство по идейному влиянию — члены I Интернационала! Да, к величайшему сожалению, это были в основном не марксисты, а бланкисты и прудонисты — оппоненты марксизма по дебатам в Интернационале. Да, они наделали массу ошибок, которых могли и не совершать — поэтому Коммуна просуществовала всего 72 дня.
Но сколько вместили в себя эти 72 дня!
Даже располагая только дико искаженной информацией о Коммуне, исходящей от ее врагов, весь мир понял, что перед ним — зародыш новой власти, власти тех, кто работает, а не тех, кто ворует и грабит. Поэтому вытравить память о Коммуне из сознания всех трудящихся и угнетенных оказалось не под силу мировой буржуазии, несмотря на все старания.
В то же время события 1871 г. невиданно остервенили господствующие классы, которые впервые почувствовали настоящую угрозу своему господству.
Говорят, в Париже по рукам
Коммунаров раньше узнавали.
Если бы ты был случайно там,
То тебя б за руки расстреляли.
Кстати, расстреливать «за руки» стало впоследствии любимым занятием мировой реакции: этим с упоением занимались и в российских карательных операциях 1905-1907 годов, и во время фашистских художеств в Италии, Испании, «третьем рейхе», и во всех последующих режимах и режимчиках, демонстрировавших позицию капитала по отношению к своим классовым противникам. События 1993 года в Москве — никоим образом не есть исключение.
Знаменитая работа Маркса «Гражданская война во Франции», напечатанная на следующий день (!!) после разгрома Парижской Коммуны, явилась новым манифестом I Интернационала, объявившим всему миру, что поражение Коммуны не есть гибель мирового революционного процесса, но только его начало:
«После троицына дня 1871 г. не может быть ни мира, ни перемирия между французскими рабочими и присвоителями продукта их труда… борьба неизбежно будет разгораться снова и снова во все возрастающих размерах, и не приходится сомневаться, кто в конце концов останется победителем — немногие ли присвоители или огромное большинство трудящихся. А французский пролетариат является лишь авангардом современного пролетариата.
Засвидетельствовав таким образом перед Парижем международный характер своего классового господства, европейские правительства вопят в то же время, что главнейшим источником всех бедствий является Международное Товарищество рабочих, эта международная контр-организация труда против всемирного заговора капитала… Буржуазный рассудок, пропитанный полицейщиной, разумеется, представляет себе Международное Товарищество рабочих действующим по способу тайного заговорщического общества, центральный орган которого назначает время от времени восстания в разных странах. На деле же наше Товарищество есть лишь международный союз наиболее передовых рабочих в разных странах цивилизованного мира… Почва, из которой оно вырастает, есть само современное общество. Это Товарищество не может быть искоренено, сколько бы крови ни было пролито. Чтобы искоренить его, правительства должны были бы искоренить деспотическое господство капитала над трудом, т.е. условия своего собственного паразитического существования.
Рабочий Париж с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества. Его мученики воздвигли себе памятник в великом сердце рабочего класса. Его палачей история уже пригвоздила к вечному позорному столбу, от которого их не спасут никакие молитвы их попов»[4].
Ну, разве не актуальны сегодня слова Маркса, написанные почти полтора века назад? У современной буржуазии, которая «выпяливает глаза в тугой полицейской слоновости» на труды Маркса, есть все основания стервенеть не меньше Тьера и его приспешников, наблюдая, как мировой кризис разметает в прах идиотскую концепцию «однополярного мира» вместе с перспективой паразитского «золотого миллиарда».
200-летие со дня рождения Маркса мы отмечаем через полгода после 100-летия Октябрьской революции. И хотя есть лица, склонные думать, что эти юбилеи достойны лишь оседающей на них пыли времен, они глубоко ошибаются.
Еще в 1919 г., при набирающей высоту юной пролетарской революции, Ленин не исключал и возможность ее неудачи. «Даже если бы завтра большевистскую власть низвергли империалисты, мы ни на секунду не раскаялись, что ее взяли, — говорил он. — И ни один из сознательных рабочих, представляющих интересы трудящихся масс, не раскается в этом, не усомнится, что наша революция тем не менее победила. Ибо революция побеждает, если она двигает вперед передовой класс, наносящий серьезные удары эксплуатации. Революции при этом условии побеждают даже тогда, когда они терпят поражение»
В этом маленьком шедевре совместились и мастерское пользование диалектикой, и ленинский оптимизм, и умение извлекать из самого худого в опыте добрые уроки. Под знаком их творческого продолжения и развития мы и встречаем вековые рубежи и Октябрьской революции, и Карла Маркса.
В каких бы словосочетаниях мы ни выражали непреходящую свежесть, вечную современность мысли Маркса, их всегда желательно подкреплять достоверным, точным, обстоятельным конкретным изложением марксистских истин.
Во-первых, нужно добиваться того, чтобы, несмотря на растущий поток всевозможной информации, постоянно росло число читающих самого Маркса, а не только популярные пересказы его.
Во-вторых, не следует недооценивать тот факт, что исключительная методологическая мощь марксова гения оказалась тем тараном, перед которым, несмотря на десятилетия упорных контратак, не смогли устоять ни крепостные стены буржуазной апологетики, ни башни позитивистской схоластики.
Его могучее влияние по-своему испытала на себе и буржуазная общественная наука. Теперь в почтительном отношении к Марксу-исследователю сплошь и рядом расписываются также те, кто люто ненавидит Маркса-революционера. На Западе появилось немало якобы объективных авторов, остающихся верными буржуйским идеалам, но охотно подпевающих «на публике» хору, который славословит великого автора «Капитала». Лейтмотив этих речей — в том, чтобы потопить революционную суть марксизма в похвалах и комплиментах и понадежнее запрятать его основателя в музей восковых фигур.
Весьма типично в этом смысле «эксклюзивное интервью», данное научным руководителем (!) Института экономики РАН Русланом Гринбергом корреспонденту ТАСС накануне 200-летнего юбилея Маркса.
Заголовок у этого интервью претенциозный: «В чем Карл Маркс оказался прав?» А подзаголовок просто смешной, если не выразиться покрепче. Некий корреспондент ТАСС, не желая называться, представляет Маркса как «самого известного и претенциозного критика капитализма» и изображает желание «понять, какие идеи автора «Капитала» прошли проверку временем, какие так и остались утопией». Из одного этого подзаголовка уже сквозит амбициозной безграмотностью, поскольку очевидно, что сей писака и не думал заглядывать в «Капитал», а что у Маркса есть много еще трудов, кроме «Капитала», ему и вовсе невдомёк. Но, нисколько не смущаясь своей темнотой, он заявляет об идеях Маркса, что они «так и остались утопией», внушая в подсознание безусловную изначальную утопичность марксизма. Правда, для проникновения в подсознание полезно уразуметь, что имеется еще и сознание, чего у нашего корреспондента, выступающего от имени всего ТАСС (!) явно не просматривается. Во всяком случае, понять что-либо в марксизме он и не пытается и посему учтиво обращается за разъяснениями к авторитетному академическому экономисту.
Ну, и что же разъясняет нашему «подсознательному» корреспонденту г-н Гринберг?
А он тоже лезет в «подсознание», начиная с утопичности марксизма. Видите ли, за постановку вопроса о движении общества в «царство свободы» прогнозы Маркса «часто называют утопическими». Г-н Гринберг не уточняет, кто столь часто обзывает Маркса утопистом, хотя это очевидно: буржуазные писаки извели на эту тему океаны чернил и эвересты бумаг. При этом он вроде бы дистанцируется от этих писак, признавая, что Маркс «всегда обращался к анализу сущности явлений, пытался проникнуть в фундаментальные закономерности общественного развития». Очень не хочется г-ну Гринбергу признавать законы исторического материализма, но вот приходится употреблять термины «производительные силы» и «производственные отношения» и даже сквозь зубы соглашаться с тем, что между ними существуют противоречия, ведущие к всевозможным конфликтам и «даже к революциям». Ах, как же хочется провозгласить, что этих противоречий не существует и — упаси бог от всяких революций! Но вот не получается что-то…
Проскользнув с дрожью в голосе мимо слова «революция», г-н Гринберг спешит похвалить Маркса за… формулировку основных признаков империализма. При этом он не замечает, как от Маркса переходит к Ленину, знаменитая работа которого «Империализм как высшая стадия капитализма» появилась в канун Великого Октября. Не замечает он и того, что переходит к откровенному вранью: «Социально-рыночные хозяйства и установка на благосостояние для всех» привели к ослаблению социального неравенства, «когда концентрация богатства находится на одном полюсе и концентрация массовой нищеты — на другом». Неуклюжая подтасовка: установка на благосостояние для всех имеет место только при социализме, а с рынком носятся господа буржуи. И «некоторое улучшение ситуации в ХХ веке» связано именно с наличием социалистического лагеря и полувекового противостояния двух систем, вынудившего буржуазию развитых стран заигрывать со своими трудящимися, делая их соучастниками ограбления «третьего мира». Завершает спич об империализме г-н Гринберг совершенной бредятиной: «В 1950-е и 1960-е годы уже можно было говорить про бесклассовое общество. В развитых странах Запада состоялась, в сущности, тихая социалистическая революция — врастание социализма в капитализм».
Возможно, здесь кто-то что-то перепутал — или корреспондент, или сам г-н Гринберг, но комментировать этот перл просто не хочется, настолько он вопиющ. 50-е и 60-е годы представляли собой пик «холодной войны», сплошь и рядом превращавшейся в «горячую» и неоднократно толкая мир в на грань третьей мировой с применением самых жутких видов оружия. Но наиболее страшным оружием, как показали дальнейшие события, явилось оружие информационное. И никаким «мирным врастанием» ни социализма в капитализм, ни наоборот, при этом не пахло. А вот реальные успехи социализма в СССР и странах соцлагеря заставляли самых отъявленных апологетов буржуазии шевелить мозгами.
Пришлось признать г-ну Гринбергу и то, что капитализм означает отчуждение труда, о чем марксизм многократно утверждал как об основной причине, обостряющей антагонистические противоречия капитализма. И царство свободы, которое гринбергам и иже с ними очень хочется в миллионный раз обозвать утопией, наступит именно тогда, когда будет преодолено порабощающее человека разделение труда. Подчеркнем: порабощающее разделение труда, которое обязательно в эксплуататорском обществе. Именно разделение труда есть основной признак цивилизации, определение которой никак не могут дать противники исторического материализма. Уничтожить порабощающий характер разделения труда способна только общественная собственность на средства производства, а не фиговый листочек «базового безусловного дохода», якобы позволяющий «пробовать себя в разных сферах жизни» и тем самым находить те сферы, где труд становится первой жизненной потребностью.
Г-н Гринберг собирается строить коммунизм через безусловный базовый доход! Еще один перл, который претендует на оценку марксизма с точки зрения пошлого буржуазного обывателя. Представить себе, что труд на благо общества одновременно является и оптимальной реализацией своих интересов и потребностей, для него совершенно невозможно. Понимать труд иначе, нежели некое занятие, приносящее деньги, у него не помещается ни в сознание, ни в подсознание. А в этом случае за пределы капитализма выбраться никак нельзя. Как только появляется цена, исчезают истинные ценности.
Но на этих перлах похвалы Марксу со стороны г-на Гринберга иссякли. Дальше он принимается восклицать, в чем Маркс оказался неправ. И кроме давно заезженных тезисов, сформулированных еще основоположниками ревизионизма, г-ну Гринбергу сказать нечего. Прямо-таки детской наивностью веет от деклараций о «победе социал-демократий» и «более ответственного поведения работодателей», якобы учитывающих мощь профсоюзов — вот если бы всё это было при Марксе, то не было бы «ужасов капитализма, побудивших Маркса к его исследованиям». Так и хочется задать вопрос: кто такой г-н Гринберг, дурак или жулик? Всё же вряд ли во главе академического института стоит дурак. Значит, весьма вероятно именно второе.
Далее г-н Гринберг обвиняет Маркса в «идеализации революций». Дескать, история показала, что революции, как правило, заканчиваются плохо, их результаты никогда не соответствуют чаяниям людей. Заявление опять же смешное, если задавать вышеуказанный вопрос. Для кого революции заканчиваются плохо? Для того класса, господство которого революция ликвидирует. Его чаяниям, в самом деле, результаты революции не соответствуют. Но если этот класс эксплуататорский, то он представляет абсолютное меньшинство, и свергать его господство означает двигать историю вперед. Именно это история и показала, но столь азбучная истина, похоже, недоступна как г-ну Гринбергу, так и его собеседнику.
Завершает свои разъяснения г-н Гринберг с того, чем начинал — с утопичности. Теперь утопией обзывается не только коммунизм как царство свободы, но и мировая революция. Бросаются в глаза не только явные противоречия самому себе (вроде бы хвалил Маркса за отчуждение труда при капитализме и пытался строить коммунизм на свой лад, и тут же спешит объявить коммунизм утопией), но и снова пошлое вранье насчет радикализма большевиков и маоистов. Снова звучит заезженная пошлятина о тождестве взглядов Ленина и Троцкого (причем это преподносится как нечто само собой разумеющееся), хотя этого тождества никогда и в помине не было: возможность построения социализма в отдельно взятой стране явилась следствием закона неравномерности развития капитализма в стадии империализма, открытого и подробно исследованного Лениным в упомянутой работе «Империализм как высшая стадия капитализма», а Троцкий со своей теорией «перманентной революции» и безудержной болтовней о невозможности построения социализма в одной стране потерпел полный крах и как мыслитель, и как практический деятель. Видите ли, всё дело в том, что «власть терять не хотелось». И опять молчаливо предполагается, что это в равной мере относится и к Ленину, и к Троцкому. Пришлось им, несчастным, «строить коммунизм в отдельно взятой стране», перескакивая через этапы, предсказанные Марксом. Ах, извращенцы! Вот и не удался эксперимент, и Маркс удивился бы, увидев сталинские репрессии.
Чего в этом вранье больше — дурости или подлости, судить трудно. Но главное — никаких действительно соответствующих юбилею Маркса мыслей нет и в помине. Всё это до безобразия заболтанные макакавки западных идеологов, повторяемые отечественными (а отечественными ли?) либерал-вещателями, в принципе не способными ни на что созидательное. Остается только глубоко пожалеть о том, что в руководстве РАН окопались подобные ничтожества. Впрочем, это можно сказать, увы, не только о РАН, а обо всей стране.
Юбилей вызвал небывалый всплеск читательского интереса и новые издания книг Маркса во всем мире. Как к нему ни относись, но его труды стали неотъемлемой и важной составной частью мировой культуры, так что без изучения его экономического, философского и политического наследия невозможно вырасти в настоящего — а не продажно-конъюнктурного, ток-шоу-фейсбучного — экономиста или политолога. Маркса сегодня издают такими тиражами, что на одних гонорарах он попал бы в список Форбс.
Это хорошо понимают даже в США: по сведениям портала Open Syllabus Explorer «Манифест» Маркса и Энгельса занимает 4-е место в списке книг, которые включаются преподавателями вузов США в учебную программу. А в шести штатах, включая Нью-Джерси, Нью-Гемпшир, Вашингтон и Мичиган, он на первом месте. По данным Библиотеки Конгресса США, Марксу посвящено больше научных трудов, чем какому-либо другому человеку. Враги Маркса изучают его подробнейшим образом!
Так что не пигмеям крушить великана!
Уже стало традицией: чтобы мысленно представить себе ту роль, которую Маркс сыграл в истории человеческого духа, следует прибегать к образу Прометея. Пример этого мифологического героя, похитившего у богов огонь для людей и пострадавшего за это, вдохновлял Маркса. И всё же то, что сделал сам Маркс, величественнее сказаний о Прометее. Маркс дал пролетариату, народам, человечеству то, что не мог дать ни Прометей, ни какой-либо иной герой, — точное знание о самих себе, и тем самым — об условиях своего освобождения.
То, чего нельзя было ни у кого заимствовать, чего не было ранее и что следовало создать заново. Во всей предшествующей истории нет ничего такого, что можно было бы даже сопоставить с творением Маркса.
Здание марксизма грандиозно. И вряд ли можно стать грамотным марксистом, прочитав какую-то одну, пусть и талантливо сочиненную книжку. Неизбежная судьба марксизма – его систематическое, повседневное изучение всё большим числом людей, непрекращающееся живое функционирование в революционно-созидательной практике масс, постоянное обогащение на основе накапливающегося научного и жизненного материала. Именно это и есть его реальное бытие, несовместимое с каким бы то ни было догматизмом.
Нам часто твердят: разве правильно сейчас, в двадцать первом веке, следовать доктрине, сформулированной полтора столетия назад? Но при этом ничего не предлагают (да и не могут предложить) в качестве полноценной альтернативы.
«Аргумент от возраста» марксизма, как правило, является основным в устах тех, кто хотел бы соблазнить человечество беготней за бабочками-однодневками всякого рода легковесных концепций, которые без устали плодит буржуазная общественная мысль. А точнее — буржуазное безмыслие. Разве «возраст» истины может сказываться на ее достоинстве? Не происходит ли наоборот: чем больше подтверждается истина действительностью, тем она ценнее. Классика — это то, что несет в себе элементы вечности.
Марксисты отнюдь не цепляются за всевозможные частности в учении Маркса, не настаивают на чисто событийных оценках, ушедших в прошлое вместе с породившими их ситуациями. В то же время они хорошо знают силу марксистского диалектико-материалистического метода и на деле убедились, что этот метод — главнейшее духовное завоевание человечества за всю его многотысячелетнюю историю. А каков метод — такова в принципе и теория.
Назовем три грани марксизма, которые являются для него особо представительными.
Что это за грани?
Во-первых, марксова концепция отчуждения и эксплуатации человека человеком, представляющая собой научный приговор капитализму.
Во-вторых, марксово учение о всемирно-исторической миссии рабочего класса — общественной силы, призванной привести этот приговор в исполнение и возглавить создание нового общества.
В-третьих, жизненность идей Маркса, их научная эффективность при анализе уже сложившегося и вполне упрочившегося социализма как общественной системы со всеми превратностями его бытия.
В условиях капиталистического производства работник выходит из личной зависимости и уже не может быть чьей-либо собственностью. Вместе с тем он лишается средств производства. Он получает личную свободу, но без ее материального базиса, свободу, которая оказывается иллюзорной, так как сохраняется экономическая зависимость от владельца средств и предметов труда. То, что производит рабочий, отнюдь не уменьшает, а, напротив, умножает господствующую над ним и порабощающую его силу.
Как писал Маркс в первоначальном варианте «Капитала», «ударение ставится не на опредмеченности (овеществленности), а на отчужденности, на принадлежности огромного предметного могущества, которое сам общественный труд противопоставил себе как один из своих моментов, – на принадлежности этого могущества не рабочему, а персонифицированным условиям производства, т. е. капиталу» Продукт труда – вещь, созданная руками человека, – начинает господствовать над человеком. «…Чем больше рабочий выматывает себя на работе, тем могущественнее становится чужой для него предметный мир, создаваемый им самим против самого себя»
Возьмем теперешнее положение в «пограничных областях» капитализма в географическом смысле, то есть странах, являющихся объектом эксплуатации со стороны развитых империалистических государств и транснациональных корпораций. Несмотря на падение колониальной системы, капитал здесь по-прежнему бесцеремонен и не отказывается от традиционных методов извлечения прибыли. Освободившиеся страны, по сути, остаются на положении сырьевой базы империализма. При втрое большем по сравнению с капиталистическими странами населении молодые государства производят в 6 раз меньше, а в расчете на душу населения в 15–16 раз меньше промышленной продукции. В среднем заработная плата рабочих определенной квалификации в Азии в 10 раз ниже заработной платы таких же рабочих в США.
В отличие от развивающегося мира, механизм обнищания в экономически развитых капиталистических странах стал сложнее и потаеннее. Достигнутые здесь довольно высокие показатели среднедушевого потребления позволяют искусно маскировать тот факт, что «растет нищета не в физическом, а в социальном смысле, т.е. в смысле несоответствия между повышающимся уровнем потребностей буржуазии и потребностей всего общества и уровнем жизни трудящихся масс».
Повышение в развитых странах капитала в результате научно-технического прогресса (под давлением организованной борьбы пролетариата и развития социализма в ряде стран) обеспеченности наемных работников по сравнению с довоенным уровнем — факт общеизвестный. Однако нельзя не видеть, что за этот же период несоизмеримо с улучшением материального положения трудящихся выросли доходы капиталистических монополий. Уже из одного этого сопоставления следуют вполне определенные выводы. Первый (и самый простой) из них — это усиление степени эксплуатации наемного персонала, поскольку доля общественного богатства, присваиваемая капиталистами, может возрастать только по данной причине.
Наряду со старыми, традиционными методами эксплуатации появились и новые, возникновение которых, в свою очередь, породило и новые формы обнищания трудящихся масс.
Прогрессирующее применение в производстве достижений науки и техники естественно приводит к быстрому росту удельного веса умственных операций, к известной «интеллектуализации» труда. При капитализме это означает, что объектом эксплуатации постепенно все больше становятся не только и не столько физические, сколько умственные способности работника. Выявление этого нового источника прибыли существенно обогащает марксистское представление о механизме капиталистического угнетения масс и отчуждения труда.
С одной стороны, повышаются роль и вес работников умственного труда (интеллигенция) как объекта эксплуатации. Это означает, что в сферу эксплуатации всасывается труд все новых групп участников производства. С другой стороны, в то же самое время возрастает возможность все более широкого применения в промышленно развитых капиталистических странах форм социального порабощения, основанных на «переориентации» эксплуатации, прежде изнурявшей главным образом мускулы рабочих, на менее заметное для рабочих, но более продуктивное для эксплуататоров изнурение нервной системы.
«Открыв» в возрастающей эксплуатации умственной энергии работников новый, более эффективный источник извлечения прибылей, капитализм убеждается в невыгодности для себя урезывания потребления ими продуктов, удовлетворяющих физические и самые элементарные культурные потребности. Более того: поскольку при современной технике значительно больше прибыли «выжимается» из квалификации, чем из физической силы, хозяева монополий предпочитают иметь дело с сытым, а нередко и полуинтеллигентным рабочим. И все это при сохранении, а то и углублении «привычных» язв капитализма – массовой безработицы, принимающей хронический характер, бездомности, недоедания, нищеты в прямом смысле слова, зияющей на фоне витринной роскоши буржуазного мира.
В иных случаях буржуазия, исходя из своих эгоистических интересов, может быть даже заинтересованной в росте удовлетворения стандартизированных потребностей масс. В то же время за пределами этих стандартов остаются вновь возникшие потребности, быстро растущие в связи с общим ростом образования и научно-технической революцией. Выигрыш капитал получает, когда оценивает увеличивающуюся экономическую «отдачу» новых способностей, всеми средствами (в том числе идеологическими) замораживая представление о потребностях.
Как не исчезает эксплуатация, так не исчезает и ограничение потребления трудящихся. Но теперь оно направлено в первую очередь на ограничение социального развития эксплуатируемых, в то время как последнее становится необходимым следствием и условием успешного хода современного производства. Лишь отсутствие пока прямых количественных измерителей степени удовлетворения социальных потребностей позволяет буржуазии скрывать «тайну» эксплуатации образца XXI века. Этим же пользуются буржуазные пропагандисты, которые часто толкуют о якобы больших возможностях капитализма в повышении жизненного уровня, исходя только из сравнения физических объемов продуктов, потребляемых в индустриально развитых державах Запада и в некоторых социалистических государствах. Такая социальная демагогия отвлекает внимание значительной части населения капиталистических стран от возрастающего социально-культурного недопотребления трудящихся, заслоняет факт значительного отставания развития личности каждого от возможностей, которые уже созданы для этого современным производством.
Капиталистическое производство в условиях научно-технической революции создает огромную массу лиц, занимающих пролетарское положение и одновременно являющихся работниками умственного труда. Выжимая из их интеллектуальных сил все большую прибавочную стоимость, оно в то же время объективно создает огромный и все расширяющийся мир духовных потребностей, которые отныне не являются более привилегией ограниченного и буржуазного в своей основе меньшинства, а становятся целью и смыслом жизни новой многочисленной армии эксплуатируемых. Расширяется фронт протеста и борьбы против буржуазной общественной системы, которая, вызвав новые потребности, в то же время не создает условий для их удовлетворения большинством населения. Ведь непосредственная цель капиталистической формы производства — увеличение стоимости — не совпадает с абсолютной целью производства — созданием предметов для удовлетворения человеческих потребностей.
Кризис буржуазного способа производства становится также кризисом духовного производства. Неудовлетворенность и протест охватывают работников не только физического, но и умственного труда. Основное противоречие капитализма становится не только в принципе, но и практически все более универсальным.
Разве не является насущной материальной человеческой потребностью, принципиально не удовлетворяемой при буржуазном строе, потребность в свободном труде-творчестве, для реализации которого уже в рамках современного капиталистического производства под влиянием научно-технической революции созревают производственно-технические условия?
Но создание для этого социальных условий, прежде всего уничтожение эксплуатации, возможно только с победой социализма.
В постоянном отчуждении продуктов труда, основных результатов, сгустков человеческой деятельности Маркс видел превращение самой этой деятельности в не принадлежащий человеку процесс, в непрекращающееся «самоотчуждение» процесса труда
Воспроизводство основы отчуждения современным капитализмом и одновременная эволюция буржуазного общества напластовывают одно на другое все новые и новые противоречия. Отчуждение весьма многолико. Оно между старыми и молодыми, образованными и полуграмотными, мужьями и женами, белыми и «цветными», работающими и учащимися, лицами творческого и нетворческого труда, менеджерами и живыми роботами, гражданскими и военными, «голубями» и «ястребами» и т.д. и т.п. Этим его многообразием умело пользуется правящая «элита». «Лечение» ею язв буржуазного общества сводится к двум способам: с одной стороны, к местному наркозу, обезболиванию крошечной экономической инъекцией или психологической обработкой; с другой — к иглоукалыванию, привлечению внимания общественности к тем участкам пораженного организма, которые менее всего связаны с причиной поражения. Зачем? Чтобы отвлечь внимание от главного — ликвидации самого буржуазного мироустройства.
Вначале может показаться, что факт отчуждения труда пагубно сказывается только на трудящихся, что эксплуататоры, присваивающие продукт, тем самым обогащаются и имеют все возможности для совершенствования себя как личности. Однако диалектика процесса такова, что основа благосостояния имущих классов — отчужденный труд — есть вместе с тем сила, уродующая и обесчеловечивающая их самих.
Если пролетарии, отрицательно относящиеся к труду на эксплуататоров, все-таки осуществляют свою человеческую природу в процессе производства полезных предметов, то буржуа выступают преимущественно в роли потребителей плодов чужого труда. В строгом смысле слова это не человеческая, а животная деятельность, хотя и возникшая на базе общественного производства и получившая определенную общественную форму. Понятно, что это тоже «потеря человеком самого себя».
Маркс:«Рабочий здесь с самого начала стоит выше, чем капиталист, постольку, поскольку последний уходит корнями в этот процесс отчуждения и находит в нем свое абсолютное удовлетворение, между тем как рабочий в качестве его жертвы с самого начала восстает против него и воспринимает его как процесс порабощения».
Из этих бесспорных констатаций, однако, не вытекает, что в ликвидации отчуждения будто бы одинаково заинтересованы все классы. Подобную позицию усердно проповедуют идеологи буржуазии с целью лишить рабочих классовой целеустремленности, дезорганизовать политическую борьбу трудящихся масс. Класс эксплуататоров не только не испытывает потребности в освобождении, но всеми силами противится этому, а потому осуществить социалистическую революцию, уничтожить основы отчуждения труда и всех разновидностей социального отчуждения в состоянии только революционный пролетариат.
Уже в «Манифесте Коммунистической партии», появившемся в феврале 1848 года, было «с гениальной ясностью и яркостью обрисовано новое миросозерцание, теория классовой борьбы и всемирно-исторической революционной роли пролетариата, творца нового, коммунистического общества». С той поры вопрос об исторической миссии рабочего класса находится в центре внимания общественных наук и политической практики, и актуальность его не убывает.
Пролетариат – особый класс, не знающий себе равных в истории и обладающий двумя основными чертами, которые определяют все остальные.
Прежде всего он неимущ, то есть лишен средств производства и постоянно нуждается в средствах существования
Во-вторых, мало быть неимущим. Такие неимущие или малоимущие трудящиеся, как рабы или мелкие производители, обладают гигантскими революционными потенциями, но они не в состоянии переделать классово-антагонистический строй. Рабочий класс не только лишен средств производства, не только страдает от необеспеченности существования — это объясняет многое, но вряд ли объяснит основное, — он первый из эксплуатируемых трудящихся классов благодаря принципиально новому характеру его производственной деятельности в условиях капитализма выступает в роли субъекта (созидателя) передовых общественных отношений. Такова вторая его существенная черта.
Вся богатейшая история рабочего движения может быть представлена как сложный, противоречивый, полный стремительных сдвигов и подчас неожиданных поворотов, но неуклонно нарастающий процесс превращения пролетариата из «класса в себе» в «класс для себя», осуществления им своей всемирно-исторический миссии.
Оба эти термина принадлежат Марксу и Энгельсу, которые емко обозначали ими разные стадии зрелости рабочего класса.
Как «класс в себе» он выступает, когда не обрел еще классового самосознания (или же — такое тоже случается, как в сегодняшней России — в силу каких-то причин временно его утратил), ведет растительный образ жизни, довольствуясь экономической борьбой за частичное улучшение своего положения в качестве слоя эксплуатируемых наемных работников, либо участвуя в политической борьбе под эгидой классово чуждых ему социальных сил.
Напротив, как «класс для себя» пролетариат уже четко отграничивает собственные интересы от интересов других классов общества, способен распознавать своих реальных и потенциальных противников и союзников, достаточно образован, чтобы понимать свое положение авангарда социального прогресса в современную эпоху, усвоил принципы собственной научной революционной идеологии — марксизма-ленинизма, и умеет применять их на практике. Обязательным условием того, чтобы пролетариат стал и оставался «классом для себя», является соединение научного социализма с рабочим движением, поднятие стихийной активности до уровня сознательной организованности, связанное с формированием самостоятельных политических рабочих партий, их неустанная и систематическая идейно-политическая и организаторская работа в массах.
После свершения социалистической революции рабочий класс перестает быть неимущим классом, сменяя отрицательное экономическое единство на базе необеспеченности существования, характерное для эксплуатируемого пролетариата капиталистических стран, положительным экономическим единством на базе общественной собственности на средства, предметы и продукты труда.
Во-первых, превращение пролетариата в коллективного собственника средств производства не делает ни одного рабочего их персональным владельцем, более того, такая возможность постепенно исключается и для представителей других слоев населения, поскольку единственным источником всех личных доходов становится личный труд, а важнейшим принципом общества — «кто не работает, тот не ест». Во-вторых, рабочий класс социалистических стран в начале социалистического строительства один наследует крупнокапиталистическое организационно-техническое объединение, передовую городскую культуру, совокупность технических и технологических отношений крупного машинного производства, которые он развивает и распространяет на базе общественной собственности и научно-технического прогресса.
Пролетариат пользуется завоеванной политической властью не для того, чтобы самому превратиться в класс, возвышающийся над другими и их порабощающий, а лишь для того, чтобы положить конец всякому классовому господству, всякому порабощению. Он не стремится увековечивать завоеванное положение в обществе. Пролетариат — единственный в истории класс, который, завоевав господство в обществе, заинтересован в уничтожении себя как класса.
Рабочему классу и рабочему движению противопоказаны иллюзии в отношении перспективы. Отсутствие политической трезвости и реализма, провозглашение заведомо неосуществимых лозунгов и наигранное бодрячество в пропаганде пагубно сказываются на его просвещении. Ведь и без того превращение рабочего класса из «класса в себе» в «класс для себя» в условиях неутихающей идеологической борьбы — процесс весьма неравномерный, знающий приливы и отливы, взлеты и падения в зависимости от способности противостоять проискам буржуазии, ее все более изощренным методам манипулирования сознанием масс.
Так, мы в течение последней четверти ХХ века располагали вполне объективными данными об обострении общего кризиса капитализма, ставящего под вопрос само существование этой системы уже к началу 90-х, но недооценивали то, что концепция выхода из положения за счет разорения как раз нас усиленно готовится Западом. Обрушение более чем наполовину гигантского индустриального и аграрного потенциала наряду с развалом советского общества и Советского государства имели своим последствием крутое сокращение численности рабочего класса, свертывание его профессионально-технической подготовки, атомизацию и частичный подкуп под лозунгом «социализм — общество цивилизованных кооператоров». Зато перед Западом рынок был распахнут настежь. Советская централизация управления в руках ренегатов сработала на контрреволюцию и реставрацию самого омерзительного варианта капитализма.
Гениальные прозрения Маркса, данный в его трудах ясный и сжатый очерк основ будущего общественного устройства явились бесценным вкладом в пролетарскую философию социального оптимизма. Поистине всемирно историческое значение имеет постановка Марксом вопроса о том, какой вид примет политическая организация общества, когда к власти придет рабочий класс.
Какому превращению подвергнется государственность в коммунистическом обществе, спрашивает он, или же какие тогда останутся общественные функции, аналогичные теперешним государственным функциям?
Ответ, который, по Марксу, может быть дан только научно, он формулирует в духе своего тезиса: свобода состоит в том, чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган, всецело подчиненный обществу. «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе, – пишет Маркс. – Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата».
Как показывает практика социалистического строительства, именно диктатура рабочего класса обеспечивает радикальную замену эксплуататорской государственной машины новыми органами власти, которые всецело ставятся на службу интересам трудящихся. И именно диктатура рабочего класса — по мере перехода различных слоев на социалистические позиции, становления его социально-политического и идейного единства — создает предпосылки для преобразования пролетарской государственности и демократии во всенародную.
Открытие необходимости переходного периода от старого общества к новому и определение классовой природы соответствующего этому периоду государства уже само по себе было выдающимся научным достижением. Однако Маркс идет еще дальше и дает куда более отдаленный социальный прогноз. Он применяет теорию развития и к будущему обществу на основании того, что оно происходит из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рождена капитализмом.
Научное проникновение в сущность идущего на смену капитализму социального строя, впервые предоставляющего каждому человеку реальную возможность возвыситься из обособленного «частного лица» в полноправного члена общества, позволило Марксу сквозь толщу десятилетий безошибочно определить ряд его общезначимых черт. Вот некоторые из них:
– превращение средств труда в достояние всего общества;
– непосредственное включение индивидуального труда в коллективный труд и прямое признание его обществом;
– коллективное присвоение совокупного общественного продукта;
– постоянное сохранение в руках общества и неподверженность индивидуальному распределению той части произведенного продукта, которая необходима для возмещения сношенных и израсходованных средств производства и его расширения, а также для создания резервного или страхового фонда;
– выделение из той части продукта, которая идет на потребительские нужды, издержек управления и общественных фондов, предназначаемых для совместного удовлетворения потребностей (образование, здравоохранение, коммунально-бытовое обслуживание и пр.), для содержания нетрудоспособных и т.д.; уже после Маркса практика показала также необходимость известных расходов для обеспечения надежной обороны социализма от империалистической агрессии, от попыток экспорта контрреволюции;
– распределение по труду в зависимости от его количества и качества;
– сохранение при индивидуальном распределении того же принципа, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на такое же количество труда в другой;
– сохранение в силу неравенства способностей отдельных людей, их квалификации, индивидуальной производительности труда и пр. также известного неравенства в материальной обеспеченности. При социализме это «неравное право для неравного труда» играет позитивную роль, поскольку общество располагает пока относительно ограниченными производительными силами и потребительскими ресурсами и вынуждено активно формировать новое отношение к труду и общественной собственности, пуская в ход различные рычаги как морального, так и материального стимулирования.
Рассматривая вопрос о предпосылках, при которых такое право перестанет быть необходимым, Маркс обосновывает необходимость первой и второй фаз коммунистической формации и дает развернутую характеристику коммунизма. «На высшей фазе коммунистического общества, – пишет он, – после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: «От каждого по способностям, каждому по потребностям!»
Социальная действительность XX и XXI веков наглядно показывает, насколько Маркс был прав. При этом ходячими приемами буржуазной критики научного коммунизма служат тенденциозное сопоставление теоретических положений Маркса с реальным социализмом, попытки противопоставить марксово предвидение теории и практике ленинизма. В близком направлении шли также странные «изыскания» с целью «доказать», будто бы Ленин после Октября создал «другую модель» социализма, нежели Маркс. На что бы ни ссылались авторы подобных ошибочных концепций, жизнь, практика решительно опрокидывали их.
Иногда звучит мнение, будто Маркс и Энгельс мыслили себе коммунизм как строй, «одинаково» организованный в обеих фазах своего развития. Но это мнение — плод недоразумения. Как можно называть одинаковыми организацию производства, допускающую наличие наряду с государственными также кооперативных хозяйств, и организацию, основанную только на общенародном владении средствами производства; организацию хозяйственной жизни, опирающуюся на распределение по труду и тем самым предполагающую необходимость контроля над мерой труда и мерой потребления, и такую, которая уже осуществляет распределение по потребностям и перестала нуждаться в подобном контроле; организацию государственную (при социализме) и организацию безгосударственную, самоуправленческую (если снята угроза реставрации капитализма извне), как должно быть при коммунизме?
Переход от первой фазы ко второй среди своих материально-производственных предпосылок имеет многократное увеличение интеллектуального, творческого содержания труда основного производственного персонала.
Миф о якобы одинаковой организации социализма и коммунизма полностью развеивается при рассмотрении проблемы социального равенства. Известно, что социализм представляет собой такое, еще не совершенное коммунистическое общество, «которое вынуждено сначала уничтожить только ту «несправедливость», что средства производства захвачены отдельными лицами, и которое не в состоянии сразу уничтожить и дальнейшую несправедливость, состоящую в распределении предметов потребления «по работе» (а не по потребностям)».
Ленин: «Таким образом, в первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) «буржуазное право» отменяется не вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т.е. лишь по отношению к средствам производства».
Конечно, эта «мера» не остается неизменной. Упрочение социализма и формирование коммунистических общественных отношений неизбежно ведут к тому, что ее границы становятся шире. Исторически качественный скачок, подготавливаемый всем предшествующим развитием, в конце концов приведет также к отмене названных правовых регуляторов и по отношению к предметам потребления. Это лишь иное выражение перехода к коммунизму, который, хотя бы только в силу указанного изменения, должен быть организован существенно иначе, чем социализм.
Какую бы из качественных черт, разделяющих социализм и коммунизм, мы ни взяли, дело упирается также в свойства человека, в идейный, культурный и нравственный уровень масс, который как уровень именно масс выступает в роли объективного фактора нашего развития. От того, насколько человек сориентирован на коммунистический прогресс, зависит и то, как будут «срабатывать» создаваемые им материальные предпосылки коммунизма. Формирование нового человека, овладевшего научным, марксистско-ленинским мировоззрением и навыками управления общественными делами, обладающего высокой общей и профессиональной культурой, развитой потребностью в творческом труде и умением разумно пользоваться благами социализма и коммунизма, — задача многих лет. Решение ее различными поколениями строителей нового общества имеет свои особенности и специфические черты, но для всех действенно одно требование эпохи, ведущее свое начало от третьего марксова тезиса о Фейербахе: личность имеет все меньше оснований считать себя пассивным продуктом обстоятельств, и ее развитие может быть рационально понято лишь в свете революционной практики — как совпадение изменения обстоятельств и активной человеческой деятельности
В самом абстрактном виде любая человеческая общность обладает, с одной стороны, производительной способностью, то есть определенной совокупностью средств и предметов труда, а с другой — исторически обусловленной способностью потребительной. Характернейшая черта эксплуататорского, классово-антагонистического общества — противопоставление этих способностей друг другу и закрепление производственных обязанностей в основном за неимущими, а возможностей пользоваться потребительскими благами — по преимуществу за собственниками средств производства. Тем самым устанавливается мера потребностей, которая угнетенному классу диктует определяемые интересами эксплуататоров нормы и формы потребления, вначале примитивно-аскетические, затем программируемые вездесущей рекламой, а господствующему классу предоставляет неограниченный простор для роскоши и изощрения во все новых видах наслаждений.
Социализм как общественный строй людей труда ликвидирует указанное противоречие, поскольку уничтожает эксплуатацию вообще. Но это не означает, что перестает быть актуальной проблема потребностей. Напротив, именно теперь каждый получает возможность их удовлетворения в меру возможностей общественного производства и личного творческого вклада в общий труд ассоциации. Теперь этим вкладом всецело определяются личное благосостояние и достоинство, и тут срабатывает марксов принцип целостности органической общественной системы, ибо все социальные явления и процессы в конечном счете должны быть увязаны и согласованы между собой.
В новом обществе полный простор получает открытый Лениным закон возвышения потребностей, согласно которому по мере покрытия разумно понятых необходимых «потребностей существования» относительно расширяется спектр духовных, социально-культурных, творческих потребностей, причем действие этого закона приводит в конечном итоге к тому, что первейшей потребностью личности становится потребность в содержательном общественно полезном труде. А это означает, что для нового человека творческий труд приобретает социальное свойство потребительной ценности. Тем самым подтверждается одно из важнейших открытий Маркса.
Маркс знал, что ему не доведется дожить до начала новой, коммунистической, общественно-экономической формации, наступление которой он предсказал. Время его жизни было отделено от нее рядом десятилетий. Однако предвидение Маркса оказалось высочайшей пробы. Оно не уступает достоверной научной констатации уже свершившегося факта и продолжает успешно и неустанно работать на его последователей и революцию.
Идеям К.Маркса, развитым В.И. Лениным, следуют сейчас сотни миллионов трудящихся, многие коммунистические и рабочие партии. Рождение марксизма следует отнести к самым выдающимся событиям мировой истории.
Пламенный призыв «Пролетарии всех стан, соединяйтесь!» и поныне остается боевым лозунгом рабочего движения.
[1] К. Маркс. Избранные произведения в двух томах. Т.1. — М.: Партиздат, 1933, с. V.
[2] К. Маркс. Учредительный манифест и временный устав Международного товарищества рабочих. — К. Маркс. Избранные произведения в двух томах. Т.2. — М.: Партиздат, 1933. — с. 334-345.
[3] Первая программа союза коммунистов. «Манифест коммунистической партии» в контексте истории. — М.: ВИУ-«Социально-политическая мысль», 2007. — с. 109.
[4] К.Маркс. Гражданская война во Франции. — Архив Маркса и Энгельса, т.III(VIII), под ред. В.В. Адоратского. — М.: Партиздат, 1934. — с. 81-83.