Оппортунизм окончательно вылез наружу
Ровно двадцать пять лет назад (2-13 июля 1990 года) прошёл XXVIII съезд КПСС, принявший программное заявление «К гуманному, демократическому социализму». Заявление, полностью пропитанное ревизионизмом, контрреволюционностью и предательством Советских идеалов. В одном только наименовании документа содержался подвох. Лишь откровенно ангажированный деятель будет отрицать, что социализм базируется на принципах равенства, справедливости, дружбы народов, уважения к человеку труда, гарантии каждому права на достойную жизнь и на свободное развитие. В то же время сопротивление свергнутых революцией эксплуататорских классов неизбежно предопределяет необходимость установления диктатуры пролетариата, принятия жестких мер в отношении вылазок контрреволюции – как явной, так и латентной. В противном случае вероятность реванша капиталистов, непременно сопровождающегося нанесением урона трудящемуся большинству, возрастает. Следовательно, разговоры о «стопроцентной демократии», о «правах человека», о «свободе» действительно обезоруживают государство трудящихся перед контрреволюционерами, снижают его иммунитет против реакции, со всеми вытекающими последствиями.
Выдающийся Советский государственный и партийный деятель Сталинского периода Л.М. Каганович, комментируя в 1990 году во время разговоров с писателем Ф.И. Чуевым решения XVIII съезда КПСС, обратил внимание на некорректность тезиса идеологов «перестройки». Он справедливо заметил, что «социализм сам по себе человечен». Следовательно, «сказать, что социализм – гуманный, демократический, это то же, что сказать: сахар сладкий». Лазарь Моисеевич добавил, что социализм действительно должен быть «полностью и окончательно построенный, без классов». Тогда он действительно приобретает «гуманные» и «демократические» черты. В то же время, по его словам, путь к социализму «гуманным не может быть». Напротив, «это путь борьбы». Собственно говоря, события XX – XXI вв. наглядно продемонстрировали, чем оборачивается для людей труда попытка заигрывания в «демократию» с буржуазной контрреволюцией, проявление к ней мягкотелости (как в отношении прямых врагов народной власти, так и в отношении двурушников и вредителей, обманным путём пробравшимся в органы Советской власти). Трагическая участь чилийского правительства Сальвадора Альенде, шаткое положение руководства Боливарианской республики Венесуэла наглядно это доказывает.
Подлинные устремления поборников «демократических преобразований»
Казалось бы, 74-летний опыт СССР позволил многое расставить по своим местам. Однако идеологи «перестройки» и «демократической оппозиции» де-факто в унисон с рупорами западной империалистической русофобской и антисоветской пропаганды тиражировали слухи о «тоталитаризме», об «азиатчине» и т.д. Сегодня ни для кого не секрет, что делалось это сознательно с целью полного и окончательного размывания основ Советского государственного строя и подготовки предпосылок реванша буржуазии. Декларации «прав человека», «свободы слова», «политического плюрализма», «свободы национального самоопределения», как показали события следующих лет, действительно использовались ими в качестве ширмы, прикрывающей устремления стоящего за спиной «реформаторов» международного капитала. Речь шла о попытке западной олигархии и её «младших партнёров» присвоить общенародную собственность. Именно поэтому они стремились устранить преграды на пути к достижению обозначенной цели. Всё остальное по сути являлось словесной шелухой.
Впрочем, представители определённой политической группировки, трубя на весь мир о «недееспособности» плановой социалистической экономики, объявляя её первопричиной возникших в нашей стране трудностей, обосновывали мнимую неизбежность перехода к системе, базирующейся на частной собственности, на рыночной конкуренции и т.д. Разумеется, они проигнорировали и благотворное влияние социалистического строительства в СССР на укрепление нашего экономического, геополитического могущества, и на победу Советского Союза в Великой Отечественной войне, и на повышение благосостояния народа, и невозможность внедрения чисто рыночных принципов в стране с высокоразвитым производственным потенциалом, инфраструктурой, с наличием обильного образованного населения.
Тем не менее, отнюдь не все Советские государственные, партийные деятели, далеко не все представители научных и производственных кругов, трудовых коллективов готовы были принять за чистую монету пропагандируемые авторами «перестройки» оппортунистические идеи. Они стремились донести до общества правду о причинах непростого экономического положения нашей страны, изложить позицию настоящих коммунистов по вопросам выработки действенных мер, направленных не только на преодоление кризиса, но и на вывод СССР на траекторию качественного ускоренного развития. Так, в общих чертах позиция просоветских представителей научных, государственных, политических деятелей была изложена в выступлениях на XXVIII съезде КПСС ряда его делегатов (например, в речи заведующего кафедрой Академии труда и социальных отношений, доктора экономических наук, профессора А.А. Сергеева) (в 1991 году он баллотировался в вице-президенты в паре с командующим Приволжско-Уральским военным округом, генерал-полковником А.М. Макашовым – прим. авт.).
Учёные-коммунисты о перспективах развития СССР в 1990 году
Апологеты неолиберализма постоянно утверждают о мнимом отсутствии у критиков политики «вашингтонского консенсуса» альтернативных предложений. В целом, соответствующее утверждение весьма далеко от истины. Разумеется, противники капиталистической реставрации отрицательно оценивали идеи, заложенные в «реформаторских» программах как Совета министров СССР, так и «демократических» сил. Но это отнюдь не свидетельствовало об их намерении полностью законсервировать все деформации социализма, возникшие к началу «перестройки». Вышеупомянутое выступление на XXVIII съезде КПСС Алексея Сергеева прямо свидетельствует об этом. Фактически его речь представляла собой «глас вопиющего в пустыне». К сожалению, немалая часть партии, государственного аппарата, общество в целом оказалась в плену идей «рыночной экономики», «конвергенции», «свободы предпринимательства» и т.д. Всех, кто публично сомневался в прогрессивном характере соответствующей концепции, моментально записывали в «реакционеры», в «консерваторы» и т.д. Но что в реальности предлагали сторонники социалистического выбора? Мы это уточним, проанализировав содержание речи А.А. Сергеева.
Прежде всего, Алексей Сергеев обратил внимание на борьбу в КПСС, в Советских государственных структурах, в обществе двух тупиковых подходов, по определению неспособных сформировать эффективную экономику. Речь шла как об отстаиваемых Советом министров СССР «консервативных» принципах, так и о пропагандируемых «демократами» «буржуазно-радикальных» методах. По словам докладчика, на основе первого подхода происходит формирование «фактического союза теневой экономики,… подпольных капиталистов с цепляющимися за власть остатками волюнтаристски-бюрократической системы». В качестве доказательства он напомнил об истории с «кооперативно-государственным спрутом АНТ». В свою очередь, воплощение в жизнь второго подхода, связанного с «продажей в частную собственность общенародных предприятий, земли», с «неограниченным привлечением иностранного капитала», с легализацией теневой экономики, было чревато катастрофическими результатами. В таком случае, по мнению А.А. Сергеева, Советский союз, «став фактической полуколонией более развитых капиталистических стран», быстро пройдёт путь «от положения простого нищего к роли обобранного нищего».
В этой связи А.А. Сергеев сделал вывод, что и консервативный, и радикально-реформаторский подходы к решению социально-экономических проблем были выгодны исключительно узкой кучке лиц, состоявшей из «талантливых проходимцев».
Одновременно Алексей Сергеев обратил внимание на получившие к 1990-м годам широкое распространение разговоры о целесообразности проведения преобразований, направленных на переход к рыночной экономике. В этой связи он напомнил о наличии трёх форм рынка. Прежде всего, речь шла о рынке товаров «со всеми его категориями: стоимостью, ценой, себестоимостью, прибылью, кредитом, процентом». А.А. Сергеев заявил, что за введение именно этого рынка он ратовал в опубликованных им научных статьях и в монографиях – как в годы «застоя», так и во время «перестройки». Также докладчик напомнил о наличии помимо рынка товаров представленного фондовыми биржами рынка частного капитала и рынка рабочей силы. Алексей Сергеев констатировал, что два этих типов рынка вместе взятые «неизбежно дают классический капиталистический рынок, даже если его и назвать регулируемым».
Доказывая недееспособность ставки на масштабную приватизацию средств производства, А.А. Сергеев напомнил про «объективно развертывающийся во всей мировой экономике процесс материального обобществления производства». Он отметил, что данный процесс «непрост, противоречив, идёт подчас зигзагами». Тем не менее, опыт XX столетия свидетельствует о его необратимости.
Несостоятельность концепции «рыночников»
Анализ структуры экономики «развитых капиталистических стран» действительно подтверждает возрастание роли государственной собственности. Речь идёт не только об «азиатских тиграх», сумевших совершить прорыв в индустриальной и в инновационной сферах. Залогом их прорывных достижений являлись факторы, связанные с огосударствлением и централизацией ключевых отраслей экономики, с концентрацией основных ресурсов на приоритетных направлениях развития. Важно обратить внимание на высокую степень прямого участия государства в экономической жизни США. Так, бывший президент Американской экономической ассоциации Джон Гэлбрейт в своей книге «Экономические теории и цели общества» писал о государственном управлении военно-промышленном комплексом. Например, двум крупнейшим специализированным военным подрядчикам («Локхид» и «Дженерал дайнэмикс») правительство предоставляет их оборотный капитал «путём постепенных платежей по их контрактам». Более того, немалая доля их основного капитала «принадлежит правительству».
Аналогичным образом дело обстоит с высокотехнологичными отраслями. Функционирующий в Белом доме отдел науки и технологий уделяет внимание выработке основ стратегии инновационного развития. На наш взгляд, важно перечислить государственные структуры США, управляющие инновационной сферой. К ним относятся организации вроде Агентства перспективных оборонных исследовательских проектов (DARPA), Национального научного фонда, ARPA-E (агентства перспективных исследований в области энергетики).
То же самое касается и управления государством топливно-энергетическим комплексом. Нефтяные и газовые земельные участки сдаются в аренду (а не в собственность) компаниям. Де-факто соответствующие фирмы выступают в роли подрядчиков, держателей государственного имущества (а не владельцев). А на федеральном уровне контроль над сырьевыми отраслями осуществляют Служба управления минеральными ресурсами и Бюро земельного управления. Принятие решений, касающихся увеличения стратегических резервов нефти, ограничения торговли сырьевыми фьючерсами, выдачи разрешения на добычу полезных ископаемых на шельфе, строительства газопроводов, закреплено за Конгрессом США (а не за руководителями сырьевых компаний).
Следовательно, огосударствление экономики налицо. Другое дело, что в «развитых» странах ключевые производственные сферы принадлежат капиталистическому государству (а не государству трудящихся). Тем не менее, невозможно пройти мимо данной стороны дела. Соответствующее явление обусловлено множеством факторов. Например, появление новых видов отраслей производства, требующих долгосрочных инвестиций, необходимость максимального учёта интересов общества при организации функционирования предприятий соответствующих сфер, — всё это снижает степень их привлекательности для частного капитала. Последний ориентируется на краткосрочную выгоду и на снижение затрат, в то время как современные отрасли экономики могут развиваться исключительно на скоординированной основе при наличии долгосрочных программ. Отсутствие централизованного планового характера воздействия на данные сферы (равно как и широкого горизонта планирования) делает невозможной разработку основ последовательной индустриальной политики. Всё это непременно отражается на состоянии экономики, потребителей, на социальной обстановке в стране. В связи с этим, по словам А.А. Сергеева, взятие курса «на так называемое разгосударствление», на массовую приватизацию означает стремление идти «против экономической необходимости».
Одновременно заметим, что в условиях начала 1990-х годов в нашей стране фактически отсутствовал частный капитал. Следовательно, при проведении приватизации средств производства они непременно перешли бы в собственность зарубежного бизнеса. А международный «глобализм» не стремится к взращиванию развитого в промышленном и в сельскохозяйственном отношениях конкурента. Напротив, «ведущие мировые державы», заинтересованные в превращении Страны Советов в источник энергоносителей и в рынок сбыта готовой продукции, непременно заблокировали бы развитие отечественных производительных сил. Развитие данного процесса сопровождалось бы не только масштабным обнищанием народа, но и подрывом национальной безопасности страны, фактическим её превращением в финансовую «дойную корову» западного империализма. Чем всё это чревато в долгосрочной перспективе, недвусмысленно показывает трагическая участь Византийской империи.
На основании вышеизложенного А.А. Сергеев заявил, что центральный вопрос звучит так: «переходим ли мы к рынку на основе общественной собственности» либо на основе «приватизации экономики».
В общем, аналогичного мнения придерживались другие представители политических кругов. Например, первый секретарь ЦК КП РСФСР И.К. Полозков, выступая на расширенном пленуме Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии Компартии России, прошедшем 6 марта 1991 года, призвал сохранять костяк государственной промышленности, дать ей «стимулы для развития». А альтернативные сектора экономики, по его мнению, должны формироваться «вокруг мощных государственных «ядер», заполняя пустующие ниши и поры». Иван Полозков заявил, что в результате будет сформирована экономическая модель, в полной мере «соответствующая действительным потребностям научно-технического прогресса, потребностям страны в целом». Он же добавил, что «схема взаимоотношений разных укладов при главенстве крупных производств, собственно говоря, давно отработана в развитых капиталистических странах, где вокруг крупных корпораций выросла целая система подрядчиков и субподрядчиков, средних и мелких фирм».
Время всё расставило по местам
Проиллюстрированная Алексеем Сергеевым и Иваном Полозковым модель социально-экономического развития в целом идентична системе, сформировавшейся в Китае и во Вьетнаме. Известно, что две упомянутые страны в течение последних десятилетий демонстрируют устойчивые темпы развития. Как бы либералы не пытались объяснить секрет их прорыва в мнимом функционировании «свободного рынка», факты говорят об обратном. Дело не только во внедрении рыночных начал в экономику, не только в разрешении функционирования негосударственных секторов народного хозяйства. Всё это власти КНР ввели в качестве дополнения к плановой системе, к общенародной собственности, но не более того.
В качестве подтверждения данного тезиса следует привести выдержки выступления Дэн Сяо Пина, обозначившего суть политики проводившихся в КНР экономических реформ: «Рыночная экономика не является синонимом капитализма. Основу у нас составляет плановая экономика, которая существует в сочетании с рыночной, однако это – социалистическая рыночная экономика. И хотя социалистическая рыночная экономика по форме напоминает капиталистическую, у неё есть и отличия. В её основе лежит общенародная собственность, и хотя она, безусловно, связана и с коллективной собственностью, и с иностранным капиталом, изначально она является социалистической, носит социалистический характер».
Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с текстом Конституции Китайской Народной Республики. Так, её 6-ая статья гласит, что основу «социалистической экономической системы» Китая составляют «социалистическая общественная собственность на средства производства, то есть общенародная собственность и коллективная собственность трудящихся масс». Согласно 9-ой статье Конституции, «недра, воды, леса, горы, целинные земли, отмели и другие природные ресурсы являются государственной… собственностью». А 11-ая статья основного закона Китая предусматривает функционирование «необщественного сектора экономики, включающего индивидуальные и частные хозяйства, ведущие дела в установленных законом пределах».
Под влиянием развивающихся в мировой экономике в течение последних лет событий даже часть «деловой прессы» вынуждена признавать действенный характер системы, отстаиваемой учёными прокоммунистической ориентации в 1990 году. Весьма точная характеристика дискуссиям о выборе основ социально-экономической политики была дана редакторским коллективом журнала «Эксперт» в 2011 году. В статье «Русский стейк под итальянским соусом» было чёрным по белому написано следующее: «В современной экономической истории неизвестны примеры, когда какая-либо страна смогла совершить модернизационный рывок, распродавая свои производственные активы. И Япония в середине прошлого столетия, и «азиатские тигры» в семидесятых, и даже Китай в девяностых тратили реальные деньги на покупку технологий, лицензий, в крайнем китайском случае образцов для копирования, когда речь шла о высокотехнологичной продукции. И плюс на закупку научного оборудования и обучение персонала в ведущих вузах мира. И все это оплачивалось главным образом из бюджетных денег. Противоположный пример страны Восточной Европы, распахнувшие двери иностранным инвесторам. За два десятилетия, прошедших со времени крушения социализма, ни одна из них не отметилась модернизационным рывком».
Собственно говоря, время показало, на чей стороне была правда в 1990 году. К упомянутому времени имелся опыт политики властей Китая, усовершенствовавших социалистическую систему, с одной стороны, и стран Восточной Европы, приступившей к масштабной либерализации и приватизации, с другой стороны. КНР, начав политику преобразований в рамках социализма с 1978 года, в то время находилась на траектории устойчивого экономического роста. Только в 1978 – 1987 гг., по данным НБС Китая, ВВП этой страны вырос в юанях с 364 522 до 1 205 862, в долларах – с 216 462 до 323 973. В свою очередь, данные ООН свидетельствовали об увеличении за аналогичный период ВВП КНР в юанях 360 560 до 1 227 740, в долларах – с 214 160 до 329 851. Данные Всемирного банка свидетельствовали о возрастании масштабов китайского ВВП с 148 179 до 270 372. По данным МВФ, в 1980 – 1987 гг. ВВП возрос с 303 364 до 1 205 860 в китайской валюте и с 202 458 до 323 973 в американской валюте. Ну а в дальнейшем Поднебесной удалось совершить мощный экономический рывок. Так, в 1978 – 2013 гг. ВВП КНР вырос с 364 522 до 56 884 521 миллионов юаней, с 216 462 до 9 181 334 миллионов долларов. По данным ООН, за 1978 – 2011 гг. Китай поднялся с 9-ого на 2-ое место в мире по объёмам валового внутреннего продукта. В свою очередь, по данным Всемирного банка, экономика КНР за 1978 – 2011 гг. сдвинулась с 10-ого на 2-ое место в мире. Данные, представленные Международным валютным фондом, тоже свидетельствуют о перемещении объёма китайского ВВП в 1980 – 2011 гг. с 11-ого на 2-ое место в мире.
В свою очередь, страны Восточной Европы к началу 1990-х годов уже начинали вкушать первые плоды политики «вашингтонского консенсуса» в виде деиндустриализации, роста социального расслоения, нарастания внешнего долга и т.д. (особенно такие страны как Румыния, Польша и другие). Так, за годы «рыночных преобразований» в Румынии количество рабочих мест в промышленности сократилось на 33,8%, в Словении – на 21,3%, в Венгрии – на 20,9%, в Чехии – на 9,1%, в Польше – на 5,1%. Промышленное производство в Болгарии и в Румынии снизилось на 60%, в Словакии и в Польше – на 50%, в Чехии и в Венгрии – на 40%. Всё это не могло не отразиться на уровне жизни народа. Так, в обнародованном в 2017 году отчёте Европейского банка реконструкции и развития констатировалось, что «доходы 23% граждан посткоммунистических стран сейчас даже ниже, чем в 1989 году».
Таким образом, экономика стран данного региона носила уязвимый характер. Последствия этого дали о себе знать в момент первой волны мирового кризиса в 2008 – 2009 гг.. Тогда иностранные компании моментально покинули местные рынки. И Восточная Европа, не обладающая собственной производственной базой и одновременно в один миг лишившаяся зарубежных инвесторов, оказалась на грани финансово-экономической катастрофы. В свою очередь страны, обладающие индустриальным потенциалом, продолжали демонстрировать устойчивое развитие даже в условиях мировой нестабильности.
Чтобы в этом убедиться, обратим внимание на итоги пиночетовской политики «либеральных преобразований» в Чили. Многие представители «демократической» общественности в 1990-ые годы боготворили его, трубя на весь мир о «чилийском экономическом чуде», якобы достигнутом благодаря проведению «жёстких, но необходимых либеральных реформ». Однако не ангажированные исследователи не оставляют камня на камня от подобных соображений. Так, американский экономист Стив Кангас утверждает, что в 1977 – 1981 гг. «80 процентов экономического роста касалось непроизводственных секторов экономики, вроде маркетинга и финансовых услуг». По его словам, «среди этого роста очень велика доля доходов международных спекулянтов, привлечённых в Чили невероятно высокими процентными ставками».
Т.н. «чилийское экономическое чудо» было достигнуто ценой масштабного разорения местных производителей и обнищания народа. Так, в 1982 году продукция обрабатывающей промышленности равнялась 74% от уровня 1973 года. В 1972 – 1987 гг. ВНП на душу населения сократился на 6,4 процента. Уровень безработицы увеличился с 3,8% в 1972 году до 30,5% в 1982 году. Кроме того, в 1988 году 45% жителей Чили жило за чертой бедности. Одновременно у 10% самых богатых людей этой страны доходы увеличились на 83%. Также, по словам Стивена Кангаса, «количество чилийцев, не имеющих адекватного жилья, возросло с 27 процентов в 1972 году до 40 в 1988-м».
Наоми Кляйн представила общую картину ситуации в Чили, сложившейся после захвата власти хунтой Пиночета. Она писала, что «Чили под управлением чикагской школы указывает будущее глобальной экономики и тот же стереотип будет повторяться от России до Южной Африки: неистовые спекуляции кучки людей в городах и сомнительная бухгалтерия, питающая сверхприбыли и лихорадочный консюмеризм на фоне полумёртвых предприятий и разваливающейся инфраструктуры прошлого; около половины населения исключены из экономического процесса совершенно; коррупция и кумовство; истребление национального мелкого и среднего бизнеса; массовая передача общественного богатства в частные руки».
Между прочим, вышеперечисленные деструктивные явления, развивавшиеся в странах Восточной Европы и Латинской Америки, представляли собой отнюдь не случайность. В современных условиях, когда производство носит сложный, весьма затратный характер и основу экономики составляет не мелкотоварное производство (как в XIX веке), а крупная индустрия, делать ставку на свободный рынок времён Адама Смита, на массовую приватизацию крайне недальновидно. Несостоятельность концепции, против которой боролись учёные-коммунисты и политические деятели на XXVIII съезде КПСС в 1990 году, очевидна практически всем вменяемым деятелям. Всё это следует принимать к сведению при разработке основ новой модели развития. Одновременно не стоит забывать, что сегодня ни одна страна вне социалистического выбора не имеет шансов выхода на путь устойчивого развития, равно как и решения острых социально-экономических проблем.
Михаил Чистый