Литературная деятельность Миколы Бажана, чей стодвадцатилетний юбилей со дня рождения приходится на 9 октября текущего года, продолжалась шесть десятилетий — с 1923 года, когда в печати появилось первое его стихотворение, и до 1983-го, когда было написано последнее. За эти десятилетия он вырос в одного из крупнейших поэтов Советской Украины, став признанным мастером стихотворного перевода, учёным, публицистом, общественным деятелем, оставившим глубокий след как в культуре своего народа, так и во всей многонациональной советской литературе.
Имя Миколы Бажана по праву стоит в ряду имён виднейших поэтов Украины и всего Советского Союза, среди которых были и его близкие товарищи, друзья — П. Тычина и М. Рыльский, Н. Тихонов и П. Антокольский, Н. Заболоцкий и Л. Мартынов, М. Танк и А. Кулешов, С. Чиковани и И. Абашидзе, С. Вургун и Э. Межелайтис…
Микола Бажан… Светоч украинской поэзии, поэт истинно национальный и интернациональный одновременно, гордившийся своей принадлежностью к большой семье советских поэтов, любивший и ценивший высокую поэзию, независимо от её национальной принадлежности. Убеждённый коммунист и интернационалист, вступивший в ленинскую партию в предвоенном 1940 году, Бажан искренне верил в силу дружбы двух братских народов — украинского и русского. И дружбой этой он всегда дорожил, о ней восторженно писал и говорил.
На фоне срежиссированного на Западе конфликта между Украиной и Россией вспоминаются слова Бажана о России, сказанные им семьдесят лет тому назад. «Россия — родина гениального Ленина, родина ленинизма, — напишет Бажан в ставшей широко известной статье «Дружба народов — дружба литератур» (в основу этой статьи положен доклад, прочитанный Бажаном в 1954 году на юбилейной сессии Академии наук УССР, посвящённой трёхсотлетию воссоединения Украины с Россией. — Р.С.). — Самый революционный в мире, русский рабочий класс создал партию нового типа — марксистско-ленинскую Коммунистическую партию. Россия стала центром передовой революционной мысли. Русский народ, руководимый Коммунистической партией, первым нанёс уничтожающий удар по строю гнёта и эксплуатации, первым поднял знамя Великой Октябрьской социалистической революции и под этим знаменем повёл за собой все другие народы нашей родины.
Вместе с братским русским народом на всех этапах революционной борьбы против помещиков и буржуазии непоколебимо боролся украинский трудовой народ. Кровью своих борцов, потом своих тружеников, мыслями своих передовых деятелей он внёс славный вклад в дело революции и победы социализма.
Национальной гордостью украинского народа является сознание того, что он первым вместе с русским народом стал под знаменем Коммунистической партии на путь борьбы за победу социализма. Украинский народ знает, как полно осуществились пророческие слова великого Ленина о том, что свободная Украина возможна лишь при условии единства и взаимодействия русских и украинских рабочих».
Уроженец старинного украинского города Каменец-Подольского, сын офицера — военного топографа, обучавшийся в Уманской гимназии и кооперативном техникуме, пытавшийся далее учиться в двух киевских институтах — кооперативном и внешних сношений, Бажан ворвался в литературу совсем молодым, девятнадцатилетним самоуверенным стихотворцем.
О молодости, проведённой в Умани (в этом городе будущий поэт не только учился, но и встретил революцию), Бажан вспомнит через пять десятилетий. Тогда-то и появится его цикл «Уманские воспоминания». Можно ли их считать мемуарами? Наверное, нет, так как в них нет места пассивности обычной мемуаристики. Память же о юношеских годах поэт при этом мобилизует полностью, и, главное, он как бы властвует над житейским материалом, преобразовывает его, самокритично, без использования каких-либо шаблонов.
Я в Умани с Гонтою слёзы
на пепел ронял кровавый,
и Пушкин и Лермонтов сердцем
влюблённым владели моим,
с Толстым на валу стоял я,
гордясь севастопольской
славой,
и вместе с Сенкевичем смело
входил в императорский Рим.
Шекспировской ночи лукавой
причудливое мерцанье,
прекрасные, страшные, старые
химеры Гюго над толпой,
Некрасова стон бесконечный,
Ивана Франко прорицанья —
восторг, и страданье, и муки,
завещанные творцами!
О, первого жгучего чтенья,
о, юного чтенья запой!
(перевод Д. Самойлова).
Наряду с литературной деятельностью молодой Бажан был сценаристом и редактором в только начавшем становиться на ноги украинском кинематографе. Некоторое время работал он и в редакции журнала «Кино», выходившего в разные годы в Харькове и Киеве. Напишет он в те годы и книжку о первых фильмах Александра Довженко — своего старшего друга и сподвижника по смелым творческим исканиям.
Следует отметить, что Микола Платонович был среди тех национальных поэтов Советского Союза, кто первыми откликнулся на смерть Ленина. Своё стихотворение он назвал «21 января».
Нет! Он жив,
Не болел он, не умер!
Он в городе, он в селе!
В мильонах людей, в их порыве,
их думе
Идёт Ильич по земле. <…>
Греми, мгновенье, скорбью горя,
Всем столетьям, народам всем:
21 января,
Без десяти семь.
Серое небо разодрано в клочья
Хмурых заводов сиренами!
Сегодня каждый рабочий
Салют отдаёт Ленину.
Вздымая свои знамёна
И сердце скрепив своё,
Ленин встаёт миллионный,
Вождь и водитель встаёт!
(перевод П. Железнова).
Бажана заметят уже при выходе первой его книги — небольшого, из шести произведений, сборника «17-й патруль», вышедшего из печати в 1926 году. В балладах этого сборника экспрессивно-угловато и романтически-обобщённо была обрисована фигура героя Гражданской войны, непреклонного и самоотверженного бойца революции, человека отваги и воли, всё в себе подчинившего задаче выполнения солдатского долга. Долга верности красному знамени… Вот, к примеру, лирические, оптимистические, нацеливающие на активные действия слова, прозвучавшие тогда в стихотворении «Песня бойца»:
И если вражий услышишь
выстрел —
Винтовку, и на коня!
Глянь вперёд и навстречу
быстро
Погоняй!
Сквозь смерть и засады
Коня пускай!
Считай заряды,
Ран не считай!
(перевод В. Державина).
Через год Бажан выпустит следующий поэтический сборник — «Резная тень», фактически кардинально менявший направление его творческих исканий. Много лет спустя известный советский критик Юрий Суровцев так отзовётся на ту значимую в творческой биографии поэта книгу: «Нет, «дым боёв и пожарищ», «прибои степных атак», призывный клич боевых труб красной конницы — всё это не забыто, не отодвинуто в сторону поэтом, но в мирной жизни он видит, переживая подчас преувеличенно обострённо, рутину старого быта, ядовитые ростки мещанства, «гримасы нэпа». Как и в отношении к некоторым стихам Багрицкого (а у Бажана в «Резной тени» есть, по-моему, переклички с ним), кое-кто из критиков, поспешив с диагнозом, заговорил об утрате поэтом героических мотивов, о его якобы «уклоне вправо», о бегстве в «язычество» и чуть ли не мистику. Такого рода суждения делались чаще всего из лучших побуждений, но размашистость упрёков была ошибкой».
Отгомонила и прошла
Ночь-гайдамачка степью лунной.
Иная пламенность легла
На град булыжный и чугунный.
Но за душу берёт тела
Всё та же лють ознобом юным.
Взамен клинка рука взяла
Холодный браунинг коммуны.
И, жёсткий взор вперив вперёд,
Стезёй жестокой, что ведёт
Через века к мечте заветной,
Людской мятежный гнев грядёт,
Непокорённых клич победный
Рабов к восстанию зовёт.
(перевод В. Максимова).
В самом конце 1920-х — начале 1930-х годов Бажан пишет ряд поэм («Строения», «Гетто в Умани», «Ночь Гофмана», «Беседа сердец», «Смерть Гамлета», «Число», «Слепцы», оставшееся незавершённым — окончание поэмы пропало во время войны; «Трилогия страстей», «Садовник») — творения серьёзнейшей социально-политической, нравственно-философской проблематики, далёкие от схематичности, весьма дерзкие, экспериментальные по формам.
Когда обращаешься к ним, возникает вопрос об истинной романтике и ложной романтизации. В чём тут различие? И чем следует гордиться народам в своей национальной истории, а что воспринимать как старое, мешающее строительству новой жизни? Что значит простота и сложность души человека, созидающего социалистические общественные и личностные отношения?.. Постановка этих больших и актуальных тем, естественно, воплощённых художественно, и сделает Бажана по-настоящему крупным, оригинальным, самобытным поэтом.
Поэмы Бажана утверждали революционное трудовое подвижничество участников первых пятилеток, политическую зоркость, интернационализм как идеологию и мироощущение. Ратовали они и за активный гуманизм («ленинская правда» — вот «одна настоящая человечность», — восклицает поэт в художественно-политическом памфлете «Смерть Гамлета»), за цельность души социалистической личности в противовес «карамазовщине» и «гамлетизму», пытавшимся скрыть свою обывательскую и аполитичную суть.
Уже те ранние произведения Бажана ярко высветят и его поэтическую неординарность, и философский подход к осмыслению действительности. При сём пройдёт совсем немного времени, и станет очевидным, что Бажан — поэт чётко выраженного эпического и эпико-драматического склада. Эпическое же начало было хорошо заметно и в его повествовательных, нередко фабульных лирических стихах, и особенно ясно оно проступало в бажановских поэмах. Жанр поэмы наряду со своеобразно разработанным стихотворным рассказом (в молодости — балладой) на протяжении всей жизни оставался для поэта привычной и излюбленной формой. За долгие годы литературного труда Бажан напишет и такие, имевшие успех и признание, ставшие широко известными поэмы: «Бессмертие. Три повести о товарище Кирове», «Отцы и сыновья», «Даниил Галицкий», «Полёт сквозь бурю», «Четыре рассказа о надежде», «Уманские воспоминания», «Ночные раздумья старого мастера».
Между прочим, в последней своей поэме «Ночные раздумья старого мастера», над которой он работал в 1975 — 1976 годах и которую посвятил шахтёрам небольшого городка Ровеньки Ворошиловградской области (по Ровеньковскому округу Микола Платонович избирался депутатом Верховного Совета УССР), Бажан ведёт разговор от имени старого шахтёра, вспоминающего свою молодость и чрезвычайно гордящегося выбранной сложной, но почётной профессией.
Упорный труд,
задорный труд,
со сметкой — молодецкий,
почётный на моей земле
шахтёрский труд. Советский.
Стал мне послушен мой удар.
Стал крепче молоток.
Из шлема серебристый луч
забоя мрак рассёк.
Пускай ничком вползаю в лаз,
согнувшись под землёю,
зато встаю я в полный рост
перед своей страною.
Я перед ней душою чист —
проходчик,
мастер,
коммунист.
(перевод И. Шкляревского).
Когда внимательно вчитываешься в поэтический текст этого произведения, складывается впечатление, что Бажан писал его как бы о себе, о своей молодости и о своём трудовом призвании. Конечно, поэт шахтёром никогда не был, но о труде шахтёрском он знал предостаточно. Да и некоторые философские обобщения, звучавшие в поэме, в какой-то мере касались и его самого — удивительного поэта-мыслителя, поэта-трибуна, поэта высокой и нескрываемой страстности, поэта героического эпоса, поэта трагедийных сюжетов, возвышенной, но и интимной лирики, поэта высоких идейных стремлений, гуманистических настроений и сложнейших поэтико-психологических конструкций…
Поэзия, даже самая «тихая», немыслима без внутренней страсти. У Бажана эта страсть — по преимуществу интеллектуальная, неотделимая от столь свойственной ему «жажды видения и познавания». И проявляться она начнёт в склонности поэта к «образу идеи», к «драме идей». Наглядным это станет в полемических философско-психологических поэмах рубежа двадцатых — тридцатых годов прошлого столетия. Затем в более опосредованном виде страстность станет характерной и для многих творений последующих времён. И тут возможно назвать такие стихотворения, как «Гробница Тимура», «На карпатских взгорьях», «На шотландской дороге», «Разговор с другом», «Кларнет Тычины», вариации из «Четырёх рассказов о надежде», почти все «Ночные концерты».
Взглянем, например, на стихотворение «Кларнет Тычины», написанное в 1971 году. В нём Бажан страстно говорит со своим старшим товарищем по поэтическому цеху, выдающимся украинским советским поэтом Павлом Тычиной, единственным, с кем Микола Платонович мог сравниться в глубинном, философском восприятии действительности и в необычайной внутренней близости к культуре, в самом широком её представлении, и практически ко всем видам искусства, воспринимавшимся этими гениями тонко, взыскательно, в интеллектуальном ключе.
Вихрились в бурях дороги,
кипели в душах пучины,
О, как же мне было нужно
певучее слово Тычины.
И как меня словом пронзили,
учитель, ваши кларнеты!
Дано им звучать органом
во храме, людям открытом,
Осанной дневному сиянью,
эхом бездонной сферы,
Как и надлежит вдохновенным
провидцам космической эры,
Певучим спутникам мира,
летящим по вечным орбитам.
(перевод М. Алигер).
Поэт любил не только своих друзей, товарищей по перу, он любил людей, всех, весь народ свой советский, героический, осуществлявший в двадцатом веке выдающиеся экономические, социальные, культурные преобразования, не имевшие доселе аналогов в мировой истории. Он любил человечество и отдельно взятого незнакомого человека, к которому в том числе обращал свою лиру. Бажан искренне любил человека, озарённого вспышкой «разгадывающей» мысли. Он воспринимал и ценил героя, к которому в кульминационные моменты его борьбы, труда, духовных исканий приходит высокая радость познания и ясного понимания действительности.
Бажан особо любил и ценил героев, бесстрашно и мужественно боровшихся за свободу и независимость страны. Тех мужественных борцов с фашизмом, о которых он писал в «Сталинградской тетради». И каждый из них был ему чрезвычайно дорог. Особенно же восхищался он общепризнанными героями, теми, кто стал совестью народа. В 1944 году, сразу после трагической гибели генерала Николая Ватутина, Бажан напишет очень проникновенное и трогательное стихотворение «Памяти Ватутина».
Он вёл полки у Киевских высот,
В боях за гордый город
златоглавый,
В борьбе за исстрадавшийся
народ,
Как большевик,
как воин-патриот,
Солдат свободы, доблести
и славы.
Он вёл полки в сраженья
за Днепром,
В лесах Волыни,
на Карпатских склонах,
Солдатский путь, отважному,
знаком:
Житомир, Луцк
и Корсуньский разгром.
И снова пламя славы
на знамёнах.
В глаза победе властно
он взглянул
И сердцем ощутил её начало.
И, как воитель, победив, уснул.
И, становясь в почётный
караул,
Его бессмертьем Родина
венчала.
(перевод А. Межирова).
«Зоркостью лучатся глаза человека» — для Бажана это было восприятием одного из самых гордых состояний человека, так же как некий процесс или событие, в котором «мечта закаляется волей, из хаоса форма встаёт», — один из самых любимых сюжетов в его «драмах идей». Появление этой высшей зоркости, понимавшейся в широком духовном и социальном плане, и кристаллизация хаоса в «форму», преимущественно в форму чётко обозначенной, «вперёдсмотрящей» идеи, действительно станут организующим ядром многих внутренних сюжетов его стихотворений и поэм, от «Трилогии страстей» до таких стихов, как «Глаза» («Итальянские встречи») или «Лампочка вдалеке».
В ночной дали, печально,
одиноко,
Желтеет лампочка.
Неяркий огонёк
Пронзил неотвратимо и глубоко
Пространство хмурое,
осенней тьмы поток. <…>
Хвала тому, кто вёл во мраке
и в пустыне
Надежды, провода,
орбиты и пути,
Кто в сгусток ядерный вступил
отважно ныне,
Кто в штормы космоса
осмелился войти,
Над бездной звёзд взошёл,
безмерность смог измерить,
Взглянул в водоворот бездонных
чёрных сфер!
Умеешь ты дерзать,
и познавать, и верить?
Не утоляй порыв,
не бойся новых мер.
В неведомое мысль вонзая,
как спирали.
То луг иль целый мир?
То лампа иль заря?
Слабеет ужас твой,
немереные дали, —
Тебя пронзила вспышка фонаря.
(перевод М. Алигер).
Немало памятных страниц Бажан посвятит и борьбе с иллюзиями, «испарениями» враждебной идеологии, «призраками» собственнического, мещанского мира. Этот аспект его творчества был хорошо известен и профессиональным критикам, и простым любителям поэзии. И тут лишь, вспомнив горьковскую формулу, можно уверенно констатировать, что человек Бажана — «человек миропонимания», нового, социалистического отношения к жизни.
«Измерения поэзии Бажана крупномасштабны, — подмечал его младший товарищ по перу, известный украинский советский поэт Борис Олейник, — вровень с ними соответственно — и габариты составляющих образной системы. Стихия поэта — героический эпос, трагедийные переломы и сдвиги. Герои его — фигуры неординарные, и если они действуют в будничных ситуациях, то эти будни — не будничны в своей масштабности… Для них естественно оперировать широкими абстракциями, им и лексика подходит не привычно употребляемая, а торжественная, достойная той миссии, которую осуществляют они на исторической сцене. Это поэзия больших плоскостей и чисел, но она меня волнует не меньше, если не больше, чем музыка нежной интимной лирики».
Какие бы ассоциации и размышления ни вызывала у читателей поэзия Бажана и каким бы удивительным мыслителем и лириком он нами ни воспринимался, жил Микола Платонович вполне земной, обыденной, но совсем не скучной жизнью. Ещё до войны его изберут секретарём партбюро Союза писателей Украины, и в напряжённое предвоенное время творческий авторитет Бажана, принципиальность, объективность, умение сплачивать людей сыграют свою положительную роль.
В годы Великой Отечественной войны Бажан редактировал фронтовую газету «За Советскую Украину», издававшуюся для населения временно оккупированных областей, и, конечно, ни на день не прекращал своей работы поэта и публициста. Его «Клятву», опубликованную в первые недели войны,— «Не будет, не будет вовек Украина рабою немецких господ» — знали все, кто читал по-украински. Мобилизующее значение этих афористических строк, строк-лозунгов, за которыми стояли подлинный советский патриотизм и большая, высокая поэтическая традиция, было воистину неоценимым.
Тогда же, в огненном 1941 году, Бажан напишет ещё одно крайне выразительное, эмоционально сильное, поднимавшее свободолюбивый дух сограждан стихотворение «Не знать пощады!», созвучное и с днём сегодняшним, если к нему, пускай и абстрактно, проложить определённые параллели.
Хотите нас поработить,
сломать?
Наш дом и наш очаг
разграбить рады?
Беснуйтесь, псы, —
пощады вам не знать,
Не знать пощады!
Народ-титан поклялся:
«Не отдам
Историей завещанные клады!»
Молчите, псы, —
не знать пощады вам,
Не знать пощады!
Вы взвоете и кинетесь бежать
Назад в свои берлоги
и ограды…
Не выйдет, псы, —
пощады вам не знать,
Не знать пощады!
(перевод Б. Турганова).
С 1943 по 1948 год Бажан трудился заместителем Председателя Совета Министров УССР, затем продолжительное время возглавлял Союз писателей Украины, а с 1959 года и до конца жизни он работал главным редактором Украинской советской энциклопедии, первого, кстати, в Советском Союзе республиканского издания такого рода, под эгидой которого вышло немало других научных, энциклопедических изданий.
Поэт, секретарь правления Союза писателей СССР, действительный член Академии наук УССР, многолетний депутат Верховного Совета СССР и УССР, член ЦК Компартии Украины — вот тот основной перечень официальных регалий, который был у Бажана, активнейшего участника многих общественных дел и начинаний, к которым он относился ответственно, пропуская каждое из них через своё чуткое сердце.
При сём любопытно отметить высочайшую эрудицию Бажана, его обширные знания в различных гуманитарных сферах. Известный украинский советский критик и литературовед Леонид Новиченко на сей счёт вспоминал: «Принадлежа к поколению, чьи «годы учения» совпали с временем великой революции, гражданской войны и разрухи («Мы диалектике учились не по Гегелю…»), поэт… не смог получить формального высшего образования (как и подавляющее большинство, кстати, его сверстников — видных советских писателей). Тем большее уважение вызывает его самостоятельно обретённая высокая образованность, широта эрудиции в различных сферах гуманитарного знания — истории, социологии, философии, не говоря уже о хорошо знакомом ему художественном мире литературы и искусства. В этом смысле к нему можно было отнести известные слова М. Горького о В. Брюсове как одном из культурнейших писателей страны. Он был ненасытным и, хочется сказать, талантливым читателем — стоило лишь увидеть, как удивительно быстро «фотографировал» он страницы книги или журнала своими вроде бы близорукими глазами, ничего при чтении не пропуская и не забывая — память у него была уникальная. При этом, разумеется, он отнюдь не принадлежал к породе таких, отъединённых от мира книжников — между страстью к познанию и страстью к деянию у него не было противоречий и перегородок».
Коммунистическое мировоззрение и широкий культурный кругозор органически соединили в сознании Бажана чувства патриота и убеждённого интернационалиста, сформировав его как противника национальной узости и заскорузлости, тем более проявлений национализма. Вслед за П. Тычиной он стал одним из наиболее успешных переводчиков с языков братских народов СССР и зарубежных стран. Причём переводы он делал по-бажановски капитально и мастерски. Осуществлённый им в 1937 году перевод «Витязя в тигровой шкуре» Ш. Руставели стал событием не только литературного, но и общекультурного значения. «До сегодняшнего дня это лучший из славянских переводов Руставели, — во второй половине пятидесятых годов писал о нём крупный русский поэт и переводчик Павел Антокольский. — По мастерству, по умению ладить с нелёгкой строфикой грузинского жанра, по внутренней пластике — это безупречная и блестящая работа». Позже Бажан будет переводить А. Пушкина, В. Маяковского, Н. Тихонова, А. Навои, Д. Гурамишвили, Н. Бараташвили, В. Пшавела, С. Чиковани, И. Абашидзе, А. Мицкевича, Ю. Словацкого, Ц. Норвида, Данте, И.-В. Гёте, Ф. Гельдерлина, Р.-М. Рильке, Р. Тагора и многих других замечательных авторов.
Большой знаток и любитель русской литературы, Бажан интересовался и другими славянскими литературами. Особенно же привлекала его литература польская. И среди её представителей он имел даже близких друзей. Таковым был и крупнейший польский прозаик, руководитель Союза писателей ПНР Ярослав Ивашкевич.
Неподдельно интересовал Бажана и мировой литературный процесс. В качестве эссеиста, исследователя, публициста он писал о И. Франко, Л. Украинке, А. Довженко, Ю. Яновском, А. Пушкине, Л. Толстом, В. Маяковском, П. Антокольском, М. Танке, А. Навои, Ш. Руставели, Е. Чаренце, Я. Райнисе, Я. Ивашкевиче, Шолом-Алейхеме, Ф. Петрарке, Ж.-П. Сар-тре, Г. Пьовене, Г. Бёлле.
Приходилось ему выступать и на международных встречах, конференциях, симпозиумах, читать научные доклады, например, скажем, такой: «Рисорджименто и литература» — об откликах на Рисорджименто в русской, украинской, польской и других литературах, прозвучавший в 1961 году в Турине, на II конгрессе Европейского сообщества писателей.
За полтора года до кончины Герой Социалистического Труда, кавалер пяти орденов Ленина, орденов Октябрьской Революции, Красного Знамени, двух орденов Трудового Красного Знамени, лауреат двух Сталинских премий второй степени и Государственной премии УССР имени Т.Г. Шевченко, заслуженный деятель науки УССР, народный поэт Узбекской ССР, заслуженный деятель искусств Грузинской ССР Микола Бажан в 1982 году был удостоен Ленинской премии. 22 апреля 1982 года председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области литературы, искусства и архитектуры при Совете Министров СССР Георгий Марков на страницах «Правды» писал: «Лауреатом стал выдающийся украинский поэт Микола Бажан, внёсший заметный вклад во многие области современной культуры. Он широко известен своими поэмами, стихами, переводами, публицистическими выступлениями и исследованиями. Новый сборник «Знаки» явился как бы итогом многолетней творческой деятельности М. Бажана. Он вобрал в себя лучшее из созданного поэтом за последние годы. От имени ветеранов обращается герой поэмы «Ночные раздумья старого мастера» к новым поколениям — продолжателям исторических завоеваний дедов и отцов. Яркая выразительность и мелодичность отличают эту поэму, как и цикл «Ночные концерты», стихи о В.И. Ленине. Сборник «Знаки» — наглядное свидетельство того, что интернационалист и гуманист М. Бажан в полном расцвете творческих сил, что он идёт путём неустанных плодотворных поисков в поэзии».
…Микола Бажан. Он действительно всю свою большую творческую жизнь шел «путём неустанных плодотворных поисков», и далеко не только в поэзии… С верой в высокие коммунистические идеалы Микола Бажан истово служил своему народу, всем народам страны и великому Советскому государству. Государству, где только и могли формироваться такие титаны духа и подлинной культуры, как сам поэт. Поэт-философ, поэт-гуманист, чья выдающаяся созидательная поэзия ждёт своего нового прочтения.
Руслан СЕМЯШКИН.