Уходящая в глубь тысячелетий история Китая уготовила Дэн Сяопину место в «пантеоне» наиболее почитаемых национальных героев. Здесь и обожествлённые мыслители Конфуций и Лао-цзы, и могущественный властитель Хуан-ди, и объединитель страны Цинь Шихуанди, и «генерал Небес» Чжан Цзяо, и вожак крестьянской войны Ли Цзычэн, и первый президент независимого Китая Сунь Ятсен, и, конечно, основоположник КНР Мао Цзэдун. И всё же историческая роль Дэна удивительна. Не будучи ни создателем всеобъемлющего философского учения, ни единовластным правителем государства, ни прославленным воителем, ни предводителем повстанческих армий, он ещё при жизни стал легендой, на годы вперёд предопределил систему ценностей и жизненный уклад полуторамиллиардного народа.
Его идеи и дела наложили отпечаток и на весь современный международно-политический ландшафт. С середины 1980-х годов в мире принято называть Дэн Сяопина «генеральным архитектором китайских реформ». Однако минувшее столетие помнит и других «архитекторов революционных преобразований» — тех, что в итоге оказались у обугленных развалин великой страны. Вот почему так важно уметь различать новаторский марксизм, смелые искания которого идут от практики и ломают омертвевшие теоретические схемы, и ренегатство, рядящееся до поры в «красные перья».
Идти за Лениным, учиться у СССР
На заре ХХ века в большевистской «Правде» появилась небольшая заметка «Обновлённый Китай», подписанная литерой «Т». Строки, в каждой из которых бьётся пульс современности, выдают ленинское авторство этого текста: «Четвёртая часть населения земного шара перешла, так сказать, от спячки к свету, движению, борьбе. Цивилизованной Европе дела нет. До сих пор даже французская республика не признала ещё официально китайской республики! … Чем же объясняется это равнодушие Европы? Тем, что повсюду на Западе царит империалистическая буржуазия, на три четверти уже сгнившая, готовая продать любому авантюристу всю свою «цивилизацию» за меры «строгости» против рабочих или за лишний пятак на рубль прибыли. На Китай эта буржуазия смотрит только как на кусок добычи».
«Демократический коллективный Запад» никогда не изменит своей лицемерной сути. В 1912 году ему не нужна была Китайская буржуазная республика, провозглашённая национальным демократом Сунь Ятсеном. Сохранять свой контроль над богатейшими ресурсами огромной страны, попавшей в унизительную полуколониальную зависимость, можно было лишь тщательно оберегая монархический строй. Правительство США безо всякого стеснения высказывало заинтересованность в консервации «наихудшего и старейшего в мире деспотизма», веками удерживающего население в состоянии нищеты и культурной деградации.
Более того, англосаксы делали всё возможное для физического истребления древней цивилизации изобретателей и художников, погрузив её в наркотический дурман. Русский литератор И.А. Гончаров, посетивший те места в середине XIX века, с гневом и ужасом писал: «А всё опиум! За него китайцы отдают свой чай, шёлк, металлы, лекарственные, красильные вещества, пот, кровь, энергию, всю жизнь. Англичане и американцы хладнокровно берут всё это, обращают в деньги и также хладнокровно переносят старый, уже заглохнувший упрёк за опиум… Не странно ли: дело так ясно, что и спору не подлежит; обвиняемая сторона молчит, сознавая преступление, и суд изречён, а приговора исполнить некому!»
Первым, кто протянул китайскому народу руку искренней дружбы и братской помощи, стал Советский Союз. 31 мая 1924 года было заключено «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и Китайской республикой» — первый, по сути дела, равноправный международный договор, подписанный Китаем за целое столетие. Старшее поколение китайских революционных марксистов всегда с восхищением и глубокой признательностью отзывалось о Родине Октября. Не был исключением здесь и Дэн Сяопин: «Китайская революция является частью мировой пролетарской социалистической революции, продолжением Великой Октябрьской социалистической революции».
Его детство пришлось на годы общенационального восстания, которое, казалось, не оставит камня на камне от прогнившей маньчжурской сатрапии, более 250 лет отравлявшей живой организм страны. Азы марксизма Дэн постигал во Франции, куда после окончания подготовительной школы при Китайско-французском обществе учёбы отправился для получения специальности сталевара. Однако окончательное идейно-политическое становление Дэна можно было бы выразить строфами классика китайской литературы прошлого века Го Мо-жо:
Ещё давно,
Когда в Москве я был,
То, словно в лодке,
По простору плыл
И к дереву священному
Причалил,
Тогда я зрячим стал
И полным сил.
Вступив «во французской стороне» в заграничную секцию недавно созданной Компартии Китая, в 1926 году он попал в Коммунистический университет трудящихся Востока, что открылся в красной Москве при Коминтерне. Вскоре перспективный слушатель был зачислен в Университет трудящихся Китая имени Сунь Ятсена, специально созданный для подготовки революционных кадров Поднебесной. В столице мирового пролетариата Дэн сразу оказался в самом центре дискуссий о новой экономической политике Советской власти и судьбе социализма в СССР. Не было на тот момент более животрепещущих тем, чем границы свободы частной торговли, концессии с иностранным капиталом, возвращение некоторых экспроприированных предприятий их прежним хозяевам, растущие амбиции зажиточного крестьянства.
Полемика то и дело вспыхивала вокруг последних работ В.И. Ленина: «О придании законодательных функций Госплану», «Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)». Пожалуй, самым пылким пропагандистом ленинского положения о «нэпе всерьёз и надолго» был Н.И. Бухарин, призывавший «строго различать частное хозяйство в стране и частнокапиталистическое хозяйство». Более того, он доказывал, что по мере продвижения к социализму «роль хозяйственных стимулов, хозяйственного предвидения, хозяйственного расчёта будет всё время повышаться».
Не менее яростно ему оппонировали «левые». Е.А. Преображенский, один из активнейших сторонников Троцкого, утверждал, что «социалистическая форма хозяйства не может существовать в окружении частного товарного производства на основе мирного сожительства». Устами Г.Е. Зиновьева троцкистам вторила «новая оппозиция» большинству ЦК ВКП(б), считавшая дальнейшее расширение нэпа губительным. Характерно, что в материалах к зиновьевскому содокладу на XIV съезде партии, помимо прочего, даже ставился вопрос об отказе от принципа оплаты по труду: «работать больше и получать меньше, но — в меру необходимости».
Из жарких идейных баталий старших советских товарищей молодой китайский коммунист с проницательным умом и цепкой памятью сделал собственные выводы на будущее, по-видимому, совпадавшие с тезисами из плана непроизнесённого ленинского доклада на IV Конгрессе Коминтерна: ««Новая экономическая политика» =
1) командные высоты в наших руках
2) земля у государства
3) свобода хозяйственной деятельности крестьян
4) крупная индустрия (и крупное сельское хозяйство) в наших руках
5) частный капитализм — для него возможна конкуренция с государственным капитализмом
6) государственный капитализм такого рода, что мы привлекаем частный капитал вместе с нашим капиталом».
Лишь четверть века спустя Дэн Сяопину представится реальная возможность применить свои знания о советском опыте строительства социализма на практике. Пройдя через горнило гражданской войны, кровопролитной борьбы против японской интервенции и гоминьдановцев, которых поддерживали США, он становится вначале крупным политработником Народно-освободительной армии, а затем, после провозглашения Китайской Народной Республики, одним из высших руководителей партии и государства. Широта и самостоятельность мышления, деловая хватка, упорство соратника в отстаивании своей позиции были отмечены Мао Цзэдуном. По его инициативе Дэн последовательно занимает посты министра финансов, заместителя премьера Государственного административного совета КНР, заведующего Секретариатом и орготделом ЦК КПК и, наконец, члена Политбюро и Генерального секретаря Центрального Комитета партии.
«Маленькая пушка»
В течение жизни Дэн Сяопин сменил немало псевдонимов, да и цветистая народная молва не раз награждала его меткими эпитетами. Ещё в юности он будет иметь репутацию «Перчёного Наполеона». В зрелые годы, после второго отстранения от руководящей партийной работы, опального политика иронично окрестят «Дважды Дэном». Однако наиболее удачным прозвищем, на наш взгляд, стало «Маленькая пушка», обыгрывавшее его коренастое телосложение и взрывной темперамент. Неспроста в 1963 году, на пике «великой полемики о генеральной линии международного коммунистического движения» между КПК и КПСС, именно он возглавит китайскую делегацию в Москве. На излёте своих лет Дэн оценит ту нелепую ссору между двумя братскими партиями предельно жёстко: «После более чем 20-летней практики можно оглянуться назад и понять, что обеими сторонами было сказано много пустых слов. Прошло более 100 лет после смерти Маркса, в конце концов произошли какие-то изменения, и в изменившихся условиях непонятно, как понимать и развивать марксизм».
Но десятилетие до «большой размолвки» было наполнено вехами всесторонней взаимной поддержки и созидательного труда. К 1957 году при бескорыстной помощи СССР полностью или частично были сданы в эксплуатацию 537 крупных промышленных объектов. Объём валовой продукции Китая за первую пятилетку (1953—1957 годы) возрос на 68%, причём в промышленном производстве — на 141%. Быстрыми темпами формировался китайский рабочий класс, общая численность которого приблизилась к 25 млн человек.
Наряду с Лю Шаоци, Чжоу Эньлаем, Ли Фучунем, Ли Сяньнянем и другими выдающимися государственными деятелями КНР, Дэн Сяопин обоснованно и последовательно отстаивал разумное использование отдельных хозяйственно-экономических элементов капитализма в социалистическом строительстве, что было просто необходимо в условиях слаборазвитой страны. Однако в конце 1950-х — начале 1960-х годов полностью возобладало левацкое политическое течение. Его олицетворяли такие одиозные фигуры в руководстве КПК, как Линь Бяо, Кан Шэн, Чэнь Бо-Да, Цзянь Цинь. Крутой поворот партийно-государственного курса влево стал результатом не одного лишь произвола отдельных высокопоставленных лиц. Он был обусловлен и объективными социально-классовыми причинами. Прихоти прежних владельцев заводов и фабрик, получающих от государства «твёрдый процент», непрекращающиеся попытки бывших помещиков вернуть утраченное имущество не могли не вызывать возмущения простых тружеников. Ответом на возрастающую угрозу «справа» и стало усиление крайне левых настроений в обществе.
Принятые в 1957 году Политбюро ЦК КПК непродуманные решения (партия даст им впоследствии суровую оценку) об удвоении производства стали в стране и о повсеместном создании «народных коммун» обернулись массовой кустарной выплавкой металла чудовищного качества, очковтирательством местного начальства, бездумным расточением человеческих и природных ресурсов. В сельской местности более 40 млн крестьян были оторваны от земли и мобилизованы на обслуживание наскоро сооружённых 6 млн плавильных печей, большая часть из которых уже через два года оказалась заброшенной. В «народной коммуне», численность которой доходила до 400 тыс. человек, обобществлялось практически всё: орудия труда, приусадебные участки, домашний скот, птица и даже предметы домашнего обихода.
Будто воплотились в реальность строки К. Маркса из Экономическо-философских рукописей 1844 года о злобной карикатуре на справедливое общество — «уравнительном коммунизме»: «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности… Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением её, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос ещё до неё».
Китайская экономическая наука в тот период была под стать хозяйственной практике. Оценивая её состояние в конце 1950-х — начале 1970-х годов, вице-президент АОН Китая Лю Гогуан писал: «Кругозор наших учёных, занимавшихся изучением экономики социализма, ограничивался отдельными главами и разделами «Капитала», «Критикой Готской программы», «Анти-Дюрингом», работами «О кооперации», «Экономические проблемы социализма в СССР». Из этих произведений выдёргивались отдельные фразы, становившиеся предметом бесконечных дискуссий, или, оперируя цитатами из вождей, доказывалось, что высказанные ими идеи являются «вершиной развития». В результате исследования по экономике замкнулись в башне из слоновой кости».
В мае 1961 года на совещании в ЦК КПК Дэн со свойственной его натуре напористостью оппонировал «левакам»: «Можно ли для решения сегодняшних вопросов использовать методы прошлого? Думаю, нет. В области производственных отношений напряжённость существует не только в деревне, но и в городе… В конце концов, от неба несчастья или от человека? … В некоторых районах ошибки в нашей работе (в том числе в некоторых политических установках) были, боюсь, главными, а стихийные бедствия — неглавными». Спустя ещё некоторое время на съезде Комсомола Китая он процитирует вскоре ставшую общеизвестной сычуанскую поговорку, за которую в годы «культурной революции» удостоится ярлыка «каппутиста» (идущего по капиталистическому пути): «Неважно, жёлтая кошка или чёрная, если она ловит мышей — это хорошая кошка».
Движение «против течения» не могло остаться без последствий. Дважды, с интервалом в семь лет, Дэн Сяопин будет подвергаться гонениям. В первый раз, в 1969 году, он отправится в одну из провинциальных мастерских по ремонту тракторов, чтобы, как изящно выразился Чжоу Эньлай, «ознакомиться с ситуацией на местах, а также по мере возможности принять участие в производственном труде, поучиться у рабочих масс». Во второй раз, в 1976 году, дело обернётся уже домашним арестом.
В перипетиях биографии Дэна, как в зеркале, отразилась тернистая судьба его страны. «Леворадикальное десятилетие» имело для неё, казалось бы, непоправимые последствия. За один только 1967 год валовая продукция промышленности сократилась почти на 20%. Недоедали около 100 млн китайцев, общая численность безработных превысила, по разным оценкам, от 20 до 50 млн. Плачевным итогом нарушения нормальной работы системы образования, вызванного массовым оттоком юношества из школьных классов и студенческих аудиторий в ряды «хунвейбинов», стало увеличение в начале 1970-х числа неграмотных и полуграмотных до 400 млн человек. Маомао, дочь Дэна, впоследствии вспоминала: «Именно в ходе «культурной революции» Дэн Сяопин и многие рядовые кадровые работники отчётливо увидели контраст между правдой и ошибочными заблуждениями; отчётливо увидели многие проблемы, которые раньше не могли разглядеть; начали осознавать необходимость избавления от зашоренности, а также полного идейного раскрепощения; начали поиски абсолютно нового социалистического пути».
Альтернативы
Смерть Мао Цзэдуна со всей жёсткой определённостью выявила два диаметрально противоположных концептуальных подхода к дальнейшему развитию китайского государства. Исторические параллели почти всегда рискованны. Но в данном случае нельзя не отметить, что происходившее в 1976—1977 годах в «верхах» КНР весьма напоминало события 1953—1955 годов в СССР.
В послесталинском Советском Союзе в вожди народа прочили, как известно, Г.М. Маленкова, поначалу не заметив очевидного: иной масштаб личности никак не позволял ему стать заменой Сталину. Аналогичным образом на высших партийном и государственном постах вместо Мао оказался Хуа Гофэн — профессиональный работник партаппарата, вознесённый всесокрушающей волной «Великой Пролетарской культурной революции». Центральная китайская пресса призывала «выдвинуть на первый план пропаганду гениального вождя, председателя Хуа Гофэна». Это почти забытое сегодня имя печаталось на миллионах пропагандистских плакатов, с почтением произносилось ведущими мировыми лидерами. На театральных подмостках шёл балет «Председатель Хуа ведёт нас вперёд».
В сентябре 1976 года новый властитель не преминул громогласно заявить: «Мы должны глубоко критиковать Дэн Сяопина и продолжать борьбу против правоуклонистского поветрия». Год спустя, выступая на одном из совещаний, Хуа сформулирует своё «политическое кредо» — своеобразную «памятку» для социально активных китайцев, содержащую целый ряд ограничений, в числе которых: «НЕ гоняться за выгодой; НЕ обращать внимания на условия труда; НЕ обращать внимания на продолжительность работы; НЕ считаться с вознаграждениями» (как тут ни вспомнить зиновьевское «работать больше и получать меньше»?). От таких «максим» снова повеяло лозунгами недоброй памяти времён «большого скачка» и «народных коммун», принёсших надрывавшемуся от потогонного труда народу лишь горькое разочарование. Рабочий люд реагировал на призывы потуже затянуть пояса с сарказмом: «На работе — дракон, в жизни — как пчёлка, а при распределении всё равно всех уравняют».
Незаурядный, чуждый догматизму интеллект и огромный политический опыт Дэн Сяопина вновь оказались востребованными. Он предложил уставшей от беспросветной материальной нужды и «голого» фразёрства стране другой путь. «Бедность — не социализм, — говорил Дэн в беседе с Л. Штроугалом. — Само собой разумеется, мы будем твёрдо придерживаться социализма. Но чтобы можно было продолжить строительство социализма, нужно, прежде всего, строить социализм, свободный от бедности. Хотя мы сейчас и осуществляем социализм, но он фактически ещё неполноценный. Лишь в середине следующего столетия, когда будет достигнут уровень среднеразвитых стран, мы сможем заявить о том, что действительно построили социализм, и в полный голос говорить о преимуществах социализма перед капитализмом». Так в идеологии социалистического государства впервые возник термин «сяокан» (общество среднего достатка), упоминавшийся ещё в древнекитайских трактатах.
Первым шагом на этом пути стала программа «трёх расширений и одного закрепления». Выраженная в излюбленном китайском стиле формула предполагала расширение приусадебных участков, свободного рынка, числа самоокупаемых мелких частных предприятий и закрепление государственных заданий за крестьянскими подворьями.
Шаг второй — знаменитый теперь на весь мир план «четырёх модернизаций»: сельского хозяйства, промышленности, обороны, науки и техники. Такая расстановка приоритетов вполне очевидна: для огромной, на тот момент всё ещё аграрной страны именно благосостояние деревни играло первостепенную роль. К середине 1980-х годов на подворный семейный подряд, основанный на отношениях долговременной аренды, перешли почти 98% крестьянских домохозяйств. Не менее значимые перемены происходили в сфере промышленности. По новому закону «О промышленном предприятии общенародной собственности» государство сохраняло контроль над базовыми отраслями производства и основными банками. Вместе с тем совещание ведущих экономистов, созванное в июле 1980 года по инициативе Академии общественных наук Китая, рекомендовало заменить политику «ограничения и вытеснения» частника новой — «активно направлять и соответствующим образом поддерживать» частно-хозяйственную инициативу. Уже к концу года в Китае было открыто 450 тыс. мелких и средних частных предприятий. Интенсивный рост количества частных хозяйств — с 3,3 до 6,1 млн — позволил за пять лет (1985—1990 годы) увеличить объём производства в 7 раз.
Мир не без удивления наблюдал за происходящим в Поднебесной. Британская газета «Экономист» констатировала: «В Китае ощущается весёлость. Китай совершает грандиозный бросок в будущее». А гонконгская «Фар истерн экономик ревю» в марте 1980 года и вовсе выдала «сенсацию»: «Нынешнее руководство Китая намерено полностью «изгнать дух» Мао Цзэдуна, снести в Пекине мавзолей, в котором находится набальзамированное тело бывшего Председателя, и захоронить его останки в каком-нибудь скромном месте». Конец волне домыслов в интервью итальянской журналистке О. Фаллачи положил Дэн Сяопин: «Я не считаю нужным его сносить. Раз уж построили, то сносить нецелесообразно». При этом, в отличие от своих оппонентов, он откровенно признавал недавние проблемы и провалы, не отделяя себя от прежнего руководства: «Проявились недостатки не только лично товарища Мао Цзэдуна, все мы, революционеры старшего поколения, в том числе и я, несём ответственность». Такая принципиальность ещё больше усилила общественные симпатии к Дэну и доверие к его курсу.
Нужно отдать должное лидерам КПК: после снятия с высоких должностей Хуа Гофэн не был исключён из партии или иным образом наказан за свои левацкие «загибы». До преклонных лет он мирно дремал в президиумах партийных и государственных форумов. У китайцев есть расхожее выражение: «Бить мёртвого тигра — значит выдавать трусость за храбрость». Этого принципа коммунисты Китая твёрдо придерживаются и сегодня.
Тяньаньмэнь
Круг забот Дэна не замыкался лишь на экономике, обеспечившей невиданные тогда для любой социалистической страны темпы прироста валового национального продукта почти 10% в год. По его инициативе в феврале 1981 года ЦК партии обратился к обществу с «Призывом о развёртывании кампании за культурное поведение и вежливость». После недавней «культурной революции» требовалось навести элементарный порядок в духовной сфере, возродить утраченные нормы культурного поведения и взаимного уважения, установить правила соблюдения общественного порядка и морали, а также бороться «за красоту души, красоту языка, красоту поведения и красоту окружающей среды».
В стремительно обновляющемся Китае открывался простор для сформулированного ещё В.И. Лениным закона возвышения потребностей, согласно которому по мере удовлетворения необходимых «потребностей существования», неуклонно расширяется спектр социально-творческих, духовных, культурно-нравственных потребностей. Однако вместе с очевидными плюсами претворение в жизнь идей Дэна о раскрепощении мышления и об использовании передового опыта зарубежных стран имело и обратную сторону. Всё большее распространение получали либеральные, прозападные настроения. Не обошли они стороной и правящую партию.
Некоторые доморощенные «китаеведы» либерального толка пишут о двух альтернативных линиях, якобы обозначившихся в высшем политическом руководстве КНР во второй половине восьмидесятых годов прошлого века: «линия Мао Цзэдуна — Дэн Сяопина — Цзян Цзэминя против линии Лю Шаоци — Ху Яобана — Чжао Цзыяна». Двое последних, один за другим занимавших пост Генерального секретаря ЦК КПК, оказались заражёнными пагубным поветрием горбачёвщины. Словом, если противоположные линии и имели место в правящем слое Китая, то это были «линия Дэн Сяопина» и «линия государственного департамента США».
Именно проводники «линии госдепа» вынашивали планы демонтажа всей государственно-политической системы, исключения из Конституции статьи о руководящей роли Компартии, введения так называемого парламентаризма и «разделения властей», приведения всего национального законодательства «в соответствие с Всеобщей декларацией прав человека». Именно они (в точности как «главный идеолог» Яковлев в СССР) инициировали кампанию в прессе, сферах науки, образования и искусства, сутью которой стало издевательство над всем тысячелетним наследием великого народа, не вписывающимся в реалии современного «цивилизованного» мира.
Дэн строго предостерегал общество: «Без руководства партии в стране царил бы полный хаос и разброд… Буржуазная либерализация нацелена своим остриём против руководства партии, а без руководства партии не было бы и социалистического строя». «Новоиспечённые» руководители КПК не захотели внимать этим предупреждениям. Их не вразумили даже агрессивные заявления одного из подстрекателей будущей смуты: «Только тогда, когда площадь Тяньаньмэнь умоется кровью — только тогда китайский народ прозреет».
К лету 1989 года сценарий грязной провокации был проработан до мелочей. Её символом стал десятиметровый муляж статуи Свободы, внезапно взметнувшийся ввысь на главной площади китайской столицы. Роль детонатора гнусного действа по замыслу заокеанских «кукловодов» должен был сыграть государственный визит в КНР Горбачёва и его присных. Бесчинства почти двух миллионов молодчиков, свезённых со всей страны и, по существу, захвативших город, направлял специальный штаб, который получал подробные инструкции от американских советников. Железнодорожники бесплатно доставляли тысячи оболтусов из провинции в Пекин. Зачинщики антигосударственной вакханалии активно «братались» со столичным военным гарнизоном и полицией — характерный «сценарный ход» для любого «цветного путча». Однако заказчикам, как и в десятках других подобных случаях, нужны были «сакральные жертвы».
Дальнейший ход событий вызывает разноголосицу оценок и 35 лет спустя. Однако даже непримиримые точки зрения сходятся в одном: если бы не высочайший авторитет и стальная воля Председателя Центрального военного совета КНР Дэн Сяопина, пославшего войска на площадь Тяньаньмэнь, в Китае всё закончилось бы точно тем же, чем двумя годами позже в Советском Союзе. Весь расклад сил в современном мире был бы другим. Насчёт ближайших перспектив большого «северного соседа» Дэн высказался однозначно: «Сейчас вопрос не в том, упадёт или нет знамя в Советском Союзе — хаос в СССР неизбежен, — а в том, упадёт или нет знамя в Китае».
Антисоциалистическая контрреволюция, провалившаяся в КНР и победившая в СССР, воочию показала банкротство расхожей «концепции» об абсолютной зависимости мировой системы социализма от пресловутой «руки Москвы». Этой лживой теории, между прочим, кое-кто из западных «левых» придерживается и поныне. Только если раньше они истошно вопили о том, что «Советская Армия навязала коммунистическое руководство в ряде государств Европы и Азии», то теперь захлёбываются в очернении тех соцстран, куда «экспортировать» горбачёвщину не вышло.
Мы не можем потерять наших предков!
Остроумная китайская притча повествует о том, как один любознательный ученик спросил учителя: «Кого ценят больше — красноречивых или тех, кто говорит мало?» Мудрец ответил: «С утра и до утра на болоте кричат лягушки. Но никто не обращает на них внимания. Петух же кричит только на заре, и все слушаются его: встают и тут же принимаются за работу». На разных этапах политической борьбы у Дэна всегда было множество противников — крикливых и не очень. Но, в конечном счёте, партия и народ предпочли путь, указанный именно им. XIV Всекитайским съездом КПК (1992 года) в качестве руководящей установки было официально провозглашено вооружение всей партии «теорией Дэн Сяопина о строительстве социализма с китайской спецификой».
Идеология и политика «реформ и открытости» породили многочисленные кривотолки. По-прежнему немало тех, кто трактует вошедший в поговорку афоризм про «сычуанскую кошку» так, что будто бы для последователей Дэн Сяопина не существует никакой разницы между капитализмом и социализмом, лишь бы росла национальная экономика. Самому Дэну приходилось неоднократно давать разъяснения на сей счёт. В ходе инспекционной поездки по стране в феврале 1992 года он в очередной раз подверг критике ошибочные взгляды, отождествляющие социализм исключительно с плановым хозяйством, а капитализм — только с рыночным регулированием.
«Больше плана или больше рынка — не является принципиальным различием между социализмом и капитализмом. Плановая экономика не идентична социализму, при капитализме тоже существует план. Рыночная экономика не идентична капитализму, она существует и при социализме. План и рынок являются лишь экономическими средствами. Чтобы социализм добился преимущества над капитализмом, необходимо смело заимствовать и использовать все завоевания цивилизации, созданные человеческим обществом, включая все передовые методы хозяйствования и управления, отражающие закономерности современного обобществлённого производства, используемые в нынешних развитых капиталистических странах». Тем самым он фактически переложил на китайские реалии ленинскую установку первых лет Советской власти: «побольше поучиться у буржуазных спецов и учёных, поменьше играть в администрирование».
А вот, пожалуй, ключевой тезис для понимания теории и практики Дэн Сяопина, высказанный им незадолго до завершения жизненного пути: «Мы придерживаемся политики реформ и открытости, сделали центром работы экономическое строительство, но не потеряли Маркса, не потеряли Ленина и не потеряли Мао Цзэдуна, мы не можем потерять наших предков!» Всякий раз накануне очередного съезда КПК западные «доброжелатели» и поныне вожделеют, что само упоминание об идеях Мао на этот раз будет вычеркнуто из партийного устава. Но их предвкушения тщетны. Необходимость «твёрдо придерживаться марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна, теории Дэн Сяопина, важных идей «тройного представительства» (КПК представляет интересы передовых производительных сил, передовой национальной культуры и широких слоёв китайского населения. — И.М.)» ещё раз подтвердил III Пленум ЦК Компартии Китая 20-го созыва, состоявшийся совсем недавно, 18 июля 2024 года.
К середине 1980-х китайское общественное сознание воспринимало Дэн Сяопина уже не просто как неформального духовного лидера правящей партии, а как охранителя и наставника всей нации. Тем более что накануне XIII съезда КПК (1987 год), ссылаясь на преклонный возраст, он решительно отказался войти в состав Центрального Комитета нового созыва. В связи с этим любопытны рассуждения Дэна об учреждении института советников при ЦК партии: «Комиссия советников необходима нам как переходная мера, она является своего рода переходом от пожизненного пребывания ответственных лиц на руководящих постах к порядку ухода на пенсию… Возможно, что после созыва трёх партийных съездов Комиссию советников можно будет упразднить. Допустим, что это окажется возможным после двух съездов, то есть лет через десять, к тому времени многие ли из нас, присутствующих здесь, останутся живы и здоровы? Тем, кому сейчас 60, тогда будет под 70, кому 70, будет 80, а кому сейчас 80, стукнет 90».
Личный нравственный пример Дэна, переданный им в руки потомков механизм идейной, профессиональной и ценностно-этической преемственности руководящих кадров остаётся залогом жизнестойкости правящей партии. Трагический парадокс: КПСС, на счету которой величайшие исторические свершения ХХ века, оказалось не под силу создать такой механизм. «Чужая беда учит», — говорит на сей счёт древняя китайская мудрость.
9 июня 1979 года на страницах пекинской газеты «Чжунго циннянь бао» появилось утверждение о том, что «XXI век будет веком китайцев. Мы обладаем в изобилии людской силой и умственными способностями». В то время подобные заявления выглядели фантастичными и мало кто в мире относился к ним всерьёз. Тридцать лет спустя, при «четвёртом поколении» китайских лидеров, «патриарх американской политики» Генри Киссинджер уже без всяких шуток оспаривал это утверждение: «Я считаю, что структура китайского языка и даже нынешняя структура китайской технологии делают совершенно невозможными для Китая какие-то попытки обойти нас в области мягкой силы. В этом одна из причин того, почему я не принимаю предположение о том, что XXI век будет принадлежать Китаю».
Сегодня Китайской державой руководит «пятое поколение» национальных лидеров, твёрдо придерживающееся курса, в основе которого четыре принципа: строительство социализма, руководство Компартии, демократическая диктатура народа, руководящая роль марксистской идеологии. На наших глазах сбывается ленинский прогноз: «Исход борьбы зависит, в конечном счёте, от того, что Россия, Индия, Китай и т.п. составляют гигантское большинство населения… В этом смысле не может быть и тени сомнения в том, каково будет окончательное решение мировой борьбы». Старый империалистический миропорядок уходит в прошлое. Великий поворот мировой истории уже совершился.
