25-ая годовщина начала работы Конституционного совещания в Москве.
На протяжении последних дней в России вспоминали двадцать пятую годовщину начала работы Конституционного совещания в Кремле, участники которого вносили собственные предложения по составлению проекта новой конституции Российской Федерации. Соответствующая заметка была опубликована в центральных средствах массовой информации (например, в «Российской газете»). Событиям 1993 года была посвящена прошедшая 8 июня научно-практическая конференция на тему «25 лет Конституции России: по пути разработки и принятия».
Речь идёт о мероприятии, которое «демократы» намеревались использовать в качестве инструмента насаждения обществу нового проекта Основного закона – в обход действовавших на лето 1993 года конституционных норм. Собственно говоря, особенность первого дня работы совещания, в ходе которого не предоставили слово председателю Верховного совета РФ Р.И. Хасбулатову, во время которого президентская охрана вынесла из зала заседания на руках депутата-коммуниста Ю.М. Слободкина, полностью выдало с головой инициаторов упомянутого собрания.
Напомним, что ровно 25 лет назад наблюдалось столкновение двух проектов новой Конституции Российской Федерации. Речь шла о «ельцинском» варианте нового Основного закона страны (написан был С.С. Алексеевым, С.М. Шахраем и А.А. Собчаком) и о проекте О.Г. Румянцева (пользовался поддержкой руководства Верховного совета РФ). Как известно, первый конституционный проект предусматривал переход к президентской форме правления, а второй – к смешанной, президентско-парламентской республике.
Столкновение ельцинского и хасбулатовско-румянцевского проектов новой Конституции
На протяжении последней четверти века в обществе до сих пор не утихают споры по поводу наиболее оптимальной формы государственного устройства. Согласно одной точке зрения, президентская республика представляется единственно возможной системой управления России. Сторонники подобной концепции полагают, будто в условиях проведения крупномасштабных преобразований, хаоса, а также во имя достижения общественно-политической стабильности отказ от президентской формы правления якобы чреват усугублением кризисных явлений. Более того, они уверены, будто отсутствие полноты власти у президента рано или поздно обернётся утверждением «всевластия» органов народного представительства. Последнее (парламентский контроль над органами исполнительной власти), по мнению «демократов», якобы нарушает принцип «разделения властей».
В свою очередь, те, кто придерживается противоположного мнения, указывают на деструктивный характер режима личной власти. Они подчёркивают, что сосредоточение всей полноты власти в руках одного человека, отсутствие контроля над действиями властных структур со стороны общества и его полномочных представителей в лице народных избранников чревато нарастанием авторитарных тенденций, ведёт к разложению и к загниванию системы государственного управления, со всеми вытекающими последствиями. Сторонники парламентской республики считают, что данная система способствует поиску согласия различных общественно-политических сил по ключевым вопросам и ведёт к стабилизации обстановки, к утверждению порядка и законности.
Практика показывает, что дискуссии на данную тему не утихают в нашем обществе вплоть до настоящего времени. По крайней мере, при оценке событий 1993 года многие пытаются найти ответ на вопрос, какой проект новой Конституции был наиболее оптимальным – ельцинский либо хасбулатовско-румянцевский.
Однако мало кто обращает внимание на то, что оба варианта нового Основного закона России были буржуазными по своему характеру. Они не соответствовали ни интересам страны, ни потребностям народа.
Вариант, отстаиваемый командой «демократических реформаторов».
На наш взгляд, нет смысла лишний раз утверждать о мине замедленного действия, заложенной в ельцинском проекте Конституции Российской Федерации. Например, провозглашение доминирования свободы экономической деятельности, частной собственности, конкуренции и т.д. пагубным образом отразилось на состоянии реального сектора экономики и благосостоянии народа.
Кроме того, Россия испытала тяжкие последствия воплощения в жизнь положения Основного закона, провозглашающего приоритет международного права над национальным. Фактическое введение «внешнего управления» нашей страной привело к трагическим результатам – и в экономике, и в социальной сфере, и в обороноспособности, и в международных делах. Мы до сих пор не можем преодолеть деструктивные последствия прозападных «реформаторских» экспериментов.
Также общество окончательно убедилось, что бесконтрольность власти влечёт за собой множество деструктивных последствий. Речь идёт и об усилении отрыва управленческого аппарата от народа, и о его «закрытом» характере, и о криминализации и коррумпированности системы государственного управления, и о некачественном выполнении должностными лицами всех рангов своих функций, и о возможном превращении президента в марионетку узкого круга лиц, использующего государственную машину в качестве инструмента собственного обогащения. По крайней мере, события второй половины 1990-х годов (как, впрочем, и явления, наблюдающиеся сегодня), недвусмысленно свидетельствуют об этом.
Создаётся впечатление, будто идеологи т.н. «демократических преобразований» преднамеренно пренебрегли нашим историческим опытом. Напомним, что до 1917 года система власти в целом была выстроена по аналогичному признаку. Всё это способствовало разложению бюрократического аппарата, росту масштабов воровства общенациональных ресурсов и даже проникновению иностранных агентов в высшие эшелоны власти. Подобное положение вещей пагубным образом отразилось на состоянии фронта и тыла в 1914 – 1917 гг., когда в результате неспособности власти выполнять свои функции система управления оказалась дезорганизованной. На фоне происходящего росла популярность идеи формирования правительства, ответственного перед Государственной Думой. Однако император не принял соответствующее предложение, в результате чего недееспособная власть через считанные месяцы рухнула, потянув за собой всю страну.
Данный урок ни в коем случае нельзя игнорировать!
Впрочем, анализ содержания ряда ельцинских выступлений 1993 года свидетельствовал о тревожных тенденциях власти. Дело было не только в стремлении Ельцина утвердить президентскую форму правления. Хотя выпячивание его командой роли президента на передний план, стремление отодвинуть роль парламента на задворки не могло не вызвать настороженность. Но в дополнении к этому из уст президента РФ звучали фразы о максимальном предоставлении полномочий субъектам Российской Федерации при фактическом умалении роли Центра.
Так, Борис Ельцин во время своего выступления на встрече с российскими и зарубежными журналистами в Кремле, прошедшей 14 апреля 1993 года, охарактеризовал проект нового Основного закона как Конституцию «полнокровной федерации, в которой все субъекты обладают широкой самостоятельностью». На совещании глав республик в составе РФ и руководителей региональных ассоциаций, прошедшем 26 мая 1993 года, он произнёс фразы о «фиксированном и ограниченном объёме полномочий федеральной власти», о «повышении роли субъектов Федерации в выработке федеральной политики». Ельцин заявил, что «ни о какой политике, навязанной Центром, не может быть и речи». Кроме того, президент России, выступая на Конституционном совещании 5 июня, выразил недовольство тем, что более половины действовавшего на упомянутое время Основного закона РСФСР якобы представляют собой «нормы жёстко централизованного государства».
Требуются ли комментарии? Напомним, что аналогичные стоны о «диктате Центра», о необходимости «повышения самостоятельности республик/регионов» звучали со стороны ельцинистов в 1990 – 1991 гг. в момент их борьбы с Союзным руководством. Собственно говоря, М.С. Горбачёв тоже потратил много слов на призывы к «повышению самостоятельности республик», к построению «полноценной федерации», к «ограничению вмешательства Центра в дела регионов» во время печально знаменитого Новоогарёвского процесса 1991 года. Все знают, чем обернулись для страны подобные «игры». Кто знает, что могло бы ожидать Россию в начале 2000 –х годов, если бы не было после ухода Б.Н. Ельцина в отставку мер, направленных на укрепление вертикали власти.
Несколько слов об альтернативном проекте Конституции
Несомненно, проект Олега Румянцева в определённой степени отличался от ельцинского варианта нового Основного закона страны в прогрессивную сторону. По крайней мере, авторы данного документа не предусматривали введение бесконтрольного президентского правления. Разумеется, парламентский контроль над исполнительной властью смог бы в определённой степени способствовать сдерживанию процессов сращивания крупного капитала и управленческого аппарата, отрыву бюрократии от народа, коррупции, диктату монополистов, некачественному исполнению государственными служащими своих обязанностей. Но это бы не остановило бы перечисленные деструктивные тенденции полностью.
Дело в том, что вариант Конституции, отстаиваемой хасбулатовско-румянцевской командой, не предусматривал установление власти трудового народа. Его сторонники также отстаивали принцип буржуазного парламентаризма, а не укрепления системы Советов. Ведь в проекте Основного закона ни слова не было написано про власть трудящихся – только о «народовластии». Но ведь мы знаем, что общество разделено на классы эксплуататоров и эксплуатируемых, спекулянтов и честных тружеников. В начале 1990-х годов это стало очевидным всем и каждому. Ну а при буржуазном строе (как известно, хасбулатовская сторона выступала за переход пусть к «мягкому», но к капитализму) разговоры об «общенародном» характере государства представляют собой ширму, прикрывающую наличие класса гегемона и угнетённого класса. Как известно, у кого больше денег, тот располагает большими возможностями управлять, со всеми вытекающими последствиями.
Таким образом, подотчётность правительства парламенту в условиях капитализма мало что сможет изменить. Ведь при подобном положении вещей и исполнительная, и законодательная ветви власти являются буржуазными. И капиталисты будут контролировать сами себя?! Это всё равно, если бы бандит контролировал всю шайку других бандитов. В лучшем случае будет имитация контроля над чиновниками и корпорациями. Соответствующие механизмы контроля будут использоваться максимум для борьбы с конкурентами. Как следствия, злоупотребления власти и олигархии смогли бы несколько сократиться, но не исчезли бы полностью.
Кроме того, хасбулатовцы, критикуя гайдаровско-чубайсовскую политику «шоковой терапии» и приватизации, подвергали сомнению лишь выбранную форму капитализма, но не саму буржуазную систему как таковую. В румянцевском проекте Конституции это было видно невооружённым глазом. Разумеется, в данном проекте Основного закона (в отличие от варианта, подготовленного Шахраем, Алексеевым и Собчаком), присутствовал пункт о государственном регулировании рыночной экономики. Воплощение в жизнь соответствующей идеи смогло бы способствовать смягчению негативных социально-экономических последствий политики буржуазных «реформ». Тем не менее, это бы не изменило в корне общей тенденции.
Во-первых, государство активно вмешивалось в экономику (в том числе и в прямой форме) и в дореволюционной России. Тем не менее, это отнюдь не препятствовало «верхним десяти тысячам» нещадно эксплуатировать трудящихся, не оставляя им абсолютно никаких перспектив. Что в условиях господства частного предпринимательства, что при государственно-монополистическом капитализме, общество разделено на ничтожное жирующее меньшинство и громадное ограбленное большинство.
Во-вторых, формальное принятие мер, направленных на сглаживание социальных противоречий при капитализме, равно как и система государственного регулирования экономики, способствовали бы относительной стабилизации лишь на начальном этапе. В дальнейшем непременно получили бы развитие процессы, приведшие и к свёртыванию системы социальных гарантий, и государственного влияния на экономическую сферу. Попытка сохранения капиталистической системы при одновременном стремлении установить государственный контроль над ней, плюс сохранение буржуазного характера государства рано или поздно обернулась бы подобным исходом.
Т.н. «конвергенция» непременно бы привела к вышеописанному результату. Между прочим, это не было бы случайностью. После того, как экономическая ситуация стабилизировалась бы, рост промышленного производства активизировался, капитал начал бы стремиться к сокращению (а в перспективе и к ликвидации) государственного влияния на процессы экономического развития. Все это означало бы возврат к исчерпавшему себя классическому варианту капитализма.
Собственно говоря, такое неоднократно наблюдалось в истории «высокоразвитых» капиталистических государств. Так, в США на протяжении послевоенных десятилетий предпринимались попытки, направленные на поэтапную отмену принятого при Ф.Д. Рузвельте закона Гласса – Стиголла (ЗГС), усиливающего государственные надзорные функции над деятельностью банковской системы. Послабления ЗГС произошли на рубеже 1960 – 1970-х годов, в конце 1986 – начале 1987 гг.. В дальнейшем, в августе 1998 года глава ФРС Алан Гринспен заявил о целесообразности «максимальной дерегуляции банковской системы…». Соответствующие шаги были предприняты в 1996 и в 1999 гг.. И каков итог? Американская Комиссия по расследованию финансового кризиса под председательством Фила Ангелидеса опубликовала итоги изучения причин финансового краха 2008 года. В докладе отмечено, что основной причиной кризиса является стремление на протяжении тридцати лет избавиться от мер по защите граждан, созданных в период правления Ф.Д. Рузвельта в 1930-ые годы (в том числе и закон Гласса – Стиголла).
Другой пример: в послевоенный период правительства Великобритании и Франции национализировали банки и основные отрасли промышленности (при этом политическая власть оставалась в руках буржуазии). Десятилетия спустя, по мере бурного экономического роста, укрепления промышленного потенциала, капитал значительно окреп и начал стремиться к свертыванию системы государственного контроля над народнохозяйственной сферой. Вполне понятно, что в соответствующих условиях вернулись фантомы прошлого в виде приватизации ряда основных отраслей, сокращения регулирующих функций государства. Результат общеизвестен. Последствия неолиберальной политики народы всего земного шара (в том числе и ведущих государств мира) испытывают вплоть до настоящего времени.
Обе стороны заблуждались
К сожалению, в начале 1990-х годов идея реставрации капиталистических отношений получила широкое распространение и смогла овладеть сознанием значительной части народа. Как мы убедились, это нашло своё отражение в двух проектах новой Конституции Российской Федерации. Другое дело, что к лету 1993 года общество начинало осознавать губительный характер радикальных способов перехода к буржуазной системы. Но и взятие на вооружение «умеренного» подхода не оказало бы кардинального влияния на изменение общей ситуации в долгосрочном плане.
Подобные настроения укоренились во многом вследствие трудностей, с которыми столкнулась наша страна к началу 1980-х годов, усугубились к 1991 году. Несомненно, проблемы имели место. Но, во-первых, их масштаб несоизмерим с тем, что Россия получила после 1991 года. Во-вторых, сложности и проблемы, которыми спекулировали инициаторы «перестройки» и т.н. «реформ», являлись не следствием Советской социалистической системы как таковой. Дело было отнюдь не в этом! Например, Китайская народная республика (КНР) к концу 1970-х годов находилась в тяжёлом положении, несопоставимым с ситуацией, в которой наша страна оказалась в 1991 году (про 1985 год мы вообще молчим). Однако руководство Коммунистической партии Китая усовершенствовали социалистический строй, но не упразднили его. В результате эта страна сумела достичь колоссальных успехов.
Разумеется, инициаторы погрома СССР и России, пафосно именуемого «демократизацией» и «реформой», целенаправленно умалчивали, что развивающиеся в нашей стране контрпродуктивные процессы являлись следствием отступлений от основ социализма. Так, упорное нежелание хрущёвско-брежневского руководства следовать ленинским указаниям о поголовном привлечении трудящихся к управлению делами государства и игнорирование подготовленных И.В. Сталиным планов преобразований, направленных на реальную передачу экономической и политической власти народу, плюс волюнтаристские эксперименты Никиты Хрущёва сыграли роковую роль. Но надо говорить и о таких заложенных после кончины И.В. Сталина минах замедленно действия как начало злобной атаки на Советскую власть на XX съезде КПСС и устранение преград для проникновение в партию карьеристов и перерожденцев. К контрпродуктивным последствиям привело и внедрение капиталистических механизмов в социалистическую экономику в 1965 году. В результате постепенно вызревали процессы, приведшие в конечном итоге к реваншу буржуазной контрреволюции.
Действия горбачёвцев, направленные на слом системы государственного управления, фактическая отдача всей экономики на откуп новоявленному капиталу (законы «О государственном предприятии» и «О кооперации» были направлены именно на это) нанесли удар по социализму, по Советской государственности.
Словом, не было никакой нужды в реставрации капиталистической системы в том или ином виде. В конце концов, социализм – объективная ступень развития общества, пришедшая на смену капитализму, а не результат предпочтений определённых мыслителей/социальных групп населения и т.д.
Несомненно, Советская социалистическая система нуждалась в совершенствовании. Коммунисты отдавали себе отчёт в этом. Однако о её демонтаже не могло идти речи.
Так, в проекте Конституции, предложенного депутатами Верховного совета, входящими во фракцию «Коммунисты России», содержались положения о совмещения плановых и рыночных способов ведения хозяйственной деятельности. Данный документ допускал функционирование индивидуальной трудовой деятельности, частной трудовой и кооперативной собственности. Вместе с тем, это рассматривалось в качестве дополнения к общенародной собственности, сохраняющейся в ключевых отраслях народного хозяйства (а не в качестве альтернативы). Кроме того, представленный группой Ю.М. Слободкина конституционный проект допускал систему политического плюрализма, но он обязывал все общественные движения и политические партии уважать основы Советского государственного строя. Разумеется, данный вариант содержал пункты о развитии социалистической демократии, о Советах депутатов трудящихся, о власти трудового народа, о подконтрольности управленческого аппарата именно трудовым слоям населения.
Время всё расставило по местам
К сожалению, и проект депутата Ю.М. Слободкина, и конструктивные предложения в данном направлении, исходящие в конце 1980-х – начале 1990-х годов от таких дальновидных деятелей Партии и Советского государства как Ю.Д. Маслюков, А.М. Макашов, Г.А. Зюганов, В.И. Стародубцев, В.А. Крючков, А.И. Лукьянов, — всё это осталось за пределами внимания общества. Народ поверил идеологам «рыночных реформ», обещавшим золотые горы всем и каждому в случае реставрации капитализма. Однако события последних десятилетий продемонстрировали гибельный характер данного пути.
Мало кого сегодня подкупают лозунги «социально-ориентированного», «национального» капитализма. Далеко за примерами ходить не нужно. В 1992-2010 гг. власти Москвы во многом проводили аналогичную политику. Разумеется, в российской столице при Юрии Лужкове не произошло масштабной социально-экономической катастрофы, как в России в целом. Однако степень социальных, инфраструктурных проблем нарастала постепенно. Да и процесс умирания промышленных предприятий тоже был очевиден всем москвичам. Вместо компрадорского, экспортно-сырьевого капитала в лужковские времена господствовал национальный. Речь идёт о строительных компаниях. Однако об их хищнической деятельности, об их эксплуатации рабочих, об уничтожении ими городского пространства не говорил только ленивый.
Одно то, что результаты многочисленных социологических опросов и онлайн-голосований свидетельствуют о предпочтении народом Советской системы, свидетельствует об осознании обществом тупикового характера буржуазной системы. Потребность в переходе к обновлённому социализму растёт с каждым днём. Нужно лишь осознание необходимости последовательной борьбы за воплощение соответствующей идеи в жизнь.
Михаил Чистый