Германский план наступления на Курской дуге предусматривал прорыв обороны Центрального фронта немецкими войсками и их продвижение к Курску в течение 4–5 дней. В эти же дни немцы должны были прорвать оборону Воронежского фронта и двинуться к Курску, на север. После этих встречных ударов советские войска в Курске и к западу от него были бы окружены и создались бы условия для броска немецких войск в сторону Москвы.
Отпор врагу на Центральном фронте
В ночь на 5 июля на одном из участков Центрального фронта были захвачены два немецких сапера, которые разминировали минные поля. Пленные показали: наступление назначено на 3 часа ночи. Командующий Центральным фронтом К.К. Рокоссовский вспоминал: «До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боекомплекта снарядов и мин. Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г.К. Жуков… доверил решение вопроса мне. Командующий артиллерией фронта получил приказ обрушиться на противника всей мощью запланированных для этой цели огневых средств».
В 2 часа 20 минут 5 июля, по словам Г.К. Жукова, «всё кругом закрутилось, завертелось, раздался ужасный грохот – началось величайшее сражение в районе Курской дуги. В этой адской «симфонии» звуков словно слились воедино удары тяжелой артиллерии, разрывы авиационных бомб, реактивных снарядов М-31».
Немцы были застигнуты врасплох. В 2 часа 40 минут они собирались начать свою артподготовку, а потому они решили, что советские войска сами переходят в наступление.
В результате обстрела вражеских позиций до половины из 100 немецких батарей были подавлены. Однако в 4.30 немцы начали свою артиллерийскую подготовку. Одновременно более 300 немецких бомбардировщиков вылетели, чтобы наносить удары по позициям Центрального фронта. В ответ советскими войсками была осуществлена вторая артподготовка, продолжавшаяся полчаса.
Лишь в 5.30 утра немцы начали наступление. Главный маршал авиации А.Е. Голованов был свидетелем разговора Сталина с Рокоссовским: «Радостным голосом он доложил: «Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!» – «А чему вы радуетесь?» – спросил несколько удивленно Верховный. «Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин! – ответил Константин Константинович».
Участник сражения П. Григоренко тогда был лейтенантом и командовал артиллерийской батареей 45-миллиметровых пушек. Позже он вспоминал: «Впереди шли танки «Тигры» и самоходные орудия «Фердинанд», за ними средние танки и пехота на бронетранспортерах». Генерал бронетанковых войск М.Е. Катуков писал: «Для меня не было секретом, что 88-мм орудия «Тигров» и «Фердинандов» пробивают броню наших танков с расстояния двух километров. Вряд ли в этом случае «тридцатьчетверки» смогут выиграть бой в открытом огневом состязании. Но этот недостаток можно прекрасно использовать при засадах. Пока стальная громада развернет башню, легко маневрирующая «тридцатьчетверка» может произвести несколько прицельных выстрелов». Объясняя, как поражали красноармейцы немецкую бронетехнику, Рокоссовский писал: «Стреляли с близкого расстояния по гусеницам. Саперы и пехотинцы под ураганным огнем подбирались к остановившимся машинам, подкладывая под них мины, забрасывали грантами и бутылками с зажигательной смесью.
Е.А. Иванов, сражавшийся в этот день в инженерно-минной бригаде, позже писал: «Наша траншея, «обработанная» во время артиллерийской и авиационной подготовок… представляла собой непрерывную цепь воронок… Кругом все гудело и рвалось. В воздухе висели пыль и дым, сквозь который еле виднелся тусклый диск солнца знойного дня. В траншею, где можно было находиться только согнувшись, то и дело летели комья земли, осколки бомб и снарядов… А минировать надо было немедленно, враг мог начать новую атаку». Зная, что мины не взорвутся от удара о землю, саперы решили выбрасывать из своей траншеи мины в заряженном состоянии туда, где пойдут вражеские танки.
Иванов вспоминал: «Бросаем пять-шесть мин с одной точки, делаем по траншее пять-шесть шагов, новая остановка – новые броски». Расчет саперов оправдался: немецкие танки стали подрываться на минах, заброшенных из траншеи. «Раздаются новые сильные взрывы перед траншеей. Постепенно огонь противника стихает, реже рвутся и наши снаряды. Атака отбита».
Но за первой атакой следовали новые. П. Григоренко вспоминал, как на его батарею двинулось 17 вражеских танков и батальон пехоты.
По словам Григоренко, «артиллеристы стояли насмерть, нам сразу же удалось подбить 4 танка, вместе с пехотой мы уничтожили до роты фашистов, враг был остановлен. Но победа нам досталась дорогой ценой. Большинство бойцов орудийных расчетов погибло».
Несмотря на упорное сопротивление советских войск, противнику удалось продвинуться вглубь оборонительных линий в первый день боев на 6–8 километров. Однако с утра 6 июля наши войска перешли в контрнаступление и отбросили врага на пару километров назад.
В тот же день немцы бросили против наших войск 250 новых танков и большое количество пехоты. К вечеру советским войскам пришлось отойти на исходные позиции.
Упорные бои не прекращались и в последующие дни. Вспоминая Курское сражение, К.К. Рокоссовский рассказал, как 8 июля «на батарею капитана Г.И. Игнашева двигалось почти три десятка танков…. Четыре орудия, подпустив врага на дистанцию 600–700 метров, открыли огонь. Артиллеристы уничтожили семнадцать танков. Но и от нашей батареи осталось всего одно орудие, а возле него – три человека. Они продолжали вести огонь и подбили еще два тяжелых танка. Противник вынужден был отойти».
К концу первой недели немецкого наступления натиск противника стал ослабевать. Хотя за шесть дней немцам удалось вклиниться вглубь нашей обороны от 6 до 12 километров, 11 июля их наступление прекратилось.
Танки СС против войск Воронежского фронта
В те же дни шли оборонительные бои на Воронежском фронте под командованием генерала армии Н.Ф. Ватутина. Здесь советская артиллерия ударила по врагу 4 июля поздно вечером, в 22 часа 30 минут. Противник перешел в наступление 5 июля в 6 часов утра, направив против войск Воронежского фронта пять пехотных, восемь танковых и одну моторизованную дивизию. На главном направлении удара на Обоянь противник сосредоточил отборные танковые силы СС – дивизии «Райх», «Адольф Гитлер» и «Мертвая голова». Генерал-лейтенант Н.К. Попель вспоминал: «Пожалуй, ни я, ни кто другой из наших командиров не видел сразу такого количества вражеских танков. Генерал-полковник Гот, командовавший 4-й танковой армией гитлеровцев, ставил на кон всё. Против каждой нашей роты в 10 танков действовало 30–40 немецких».
Командующий 1-й танковой армией М.Е. Катуков вспоминал, как прибывший на его КП командующий гвардейской танковой армией И.М. Чистяков мрачно сообщал: «Черт знает что! По сто-двести танков прут и прут! «Тигры», «Пантеры». Не успеешь заделать брешь в одном участке, лезут на другом. Нет, такого я еще не видел. А какие у нас солдаты! Настоящие гвардейцы! И то не выдержали! Отступили».
Вскоре на КП Катукова прибыл командир танковой бригады А.Ф. Бурда, которого все знали как опытнейшего танкиста. По его словам, на участке бригады «противник атаковал непрерывно. По пятьдесят-сто танков шло. Впереди «Тигры», «Пантеры». А с ними трудно, товарищ командующий. Бьешь по ним, а снаряды рикошетом отлетают». Отвечая на вопрос о наших потерях, А.Ф. Бурда отвечал: «Ужасные потери, товарищ командующий… Процентов шестьдесят бригады».
Положение на Воронежском фронте вызвало беспокойство в Ставке. 6 июля по распоряжению Сталина 27-ю армию, которую направляли на Центральный фронт, перебросили на Воронежский в связи с угрожающим положением в районе Обояни. Рокоссовский вспоминал: «Ставка предупредила, чтобы мы рассчитывали вообще только на свои силы. При этом на нас возлагалась дополнительная задача – оборона Курска, в случае если противник прорвется с юга, с участка Воронежского фронта. «Имейте в виду, – сказал Сталин Рокоссовскому, – положение вашего левого соседа тяжелое, противник оттуда может нанести удар в тыл ваших войск».
Несмотря на серьезные потери, советские войска сдерживали наступление врага. Полковник М.П. Иванихин вспоминал: «Бои 6–7 июля приняли характер ожесточенных сражений». Атакам немцев предшествовали «ковровые бомбардировки». Полковник М.П. Иванихин так их описывал: «Летят порядка 100 самолетов – бомбардировщиков «Хенкель-111» – и бросают на какой-то участок небольшой ширины – допустим, 300 метров по фронту и 1 километр длиной – каждый по десятку бомб, всего получается около 1000 бомб. Вся земля перерыта воронками, казалось бы, ничего не может быть живого на этом месте, всё смешано взрывами, но пролетали самолеты, рассеивалась гарь от взрывов бомб, оседал грунт, и начинали копошиться люди в ровиках, в траншеях, в окопах, поднимались, отряхивались от земли, подходили к прицелам орудий. Подходили к стереотрубам на наблюдательных пунктах, связисты приводили в порядок связь, и снова оживала линия обороны».
Когда, по словам Иванихина, «следом за самолетами подходили немецкие танки в сопровождении пехоты, они все равно встречали нашу ожесточенную оборону. Встречали сильный артиллерийский огонь, танки стреляли из засады, стреляли наши дивизионы «Катюш», и снова все начиналось сначала. Горели немецкие танки, горели и наши танки, гибли пехотинцы в траншеях, была разбита техника, но снова фашисты не могли пройти вперед. А если и двигались, то очень медленно. Ясно было, что они не могут глубоко прорвать нашу оборону, вклиниться в нее и развить наступление дальше».
Встретив упорное сопротивление советских войск на шоссе Белгород–Курск, немцы решили прорваться к Курску через село Верхопенье. Командующий 6-го танкового корпуса генерал А.Л. Гетман вспоминал: «В течение 8 июля обстановка на нашем участке обороны оставалось очень сложной, особенно в 200-й танковой бригаде, которой пришлось сдерживать натиск многократно превосходящих сил противника в районе Верхопенья… В первой атаке… участвовало до 60 фашистских танков, в том числе 30 «Тигров»… На небольшом участке дороги, тянувшейся через Верхопенье к Обояни, оборонялся лишь один танковый взвод под командованием лейтенанта М.К. Замулы. Но горстка доблестных советских воинов не дрогнула… Подпустив врага на 600 метров, лейтенант первым открыл огонь. С третьего выстрела он зажег один «Тигр», с шестого – другой. Взвод последовал его примеру, и запылало еще несколько фашистских танков… Свыше 8 часов длился бой. На помощь отважному взводу командир роты старший лейтенант З.П. Байбаков своевременно выдвинул еще два, умело возглавив их боевые действия. И хотя после этого гитлеровцы по-прежнему численно превосходили наши силы во много раз, им не удавалось прорваться к Верхопенью. К исходу дня был подбит и танк лейтенанта М.К. Замулы. Но к тому времени он уже успел уничтожить девять вражеских танков, в том числе четыре «Тигра», три самоходных орудия и один бронетранспортер».
А.Л. Гетман вспоминал: «Не сумев 8 июля прорвать оборону 6-го танкового корпуса, противник на следующий день усилил атаки… Волна за волной шли в наступление гитлеровцы, но всякий раз, наткнувшись на меткий огонь наших танкистов, вынуждены были откатываться назад… В боях 8–9 июля за Верхопенье 200-я танковая бригада не уступила противнику ни пяди своей обороны. Уничтожив несколько десятков фашистских танков и самоходных орудий, она вынудила врага к исходу 9 июля отойти на исходные позиции».
Как была сломана шея немецких бронетанковых сил
Провалив расчеты на быстрый разгром советских войск и их окружение на Курской дуге, германское командование решило обойти Обоянь и двинуться к Курску через Прохоровку. На узкий участок фронта, не превышавший 8–10 километров, противник направил в район севернее Прохоровки большую часть соединений 4-й танковой армии, включая дивизии 2-го танкового корпуса СС «Адольф Гитлер», «Мертвая голова» и «Райх». Общее число немецких танков, собранных под Прохоровкой, превысило тысячу машин.
Советское командование приготовило контрудар по немецким частям под Прохоровкой пятью армиями Воронежского фронта и двумя армиями, переброшенными со Степного фронта под командованием И.С. Конева. Однако не все войска, которые должны были принять участие в контрударе, смогли прибыть вовремя, к началу сражения, в котором приняли участие 1500 танков и самоходных орудий с двух сторон.
Величайшему в мировой истории танковому сражению под Прохоровкой, начавшемуся утром 12 июля, предшествовали налеты авиации. Командующий 5-й гвардейской танковой армией генерал П.А. Ротмистров вспоминал: «В 6.30 в небе появились «Мессеры», чтобы очистить воздушное пространство. А это означало, что скоро последует бомбовый удар вражеской авиации». В 7 часов в небе появились «Юнкерсы», которые бомбили советские позиции. В ответ в воздух поднялись бомбардировщики и штурмовики 2-й Воздушной армии под командованием генерала С.А. Красовского. В 8 часов утра по врагу ударила артиллерия. Затем в бой вступили танки.
В «Истории Великой Отечественной войны» сказано: «На узком участке всхолмленной, изрезанной оврагами равнины, зажатой с одной стороны рекой Пселл, а с другой – железнодорожной насыпью, в тучах пыли, поднятой сотнями танковых гусениц, сближались две встречные лавины танков… Передние ряды советских танков пронизали весь строй первого эшелона танков противника. Его управление передовыми частями и подразделениями нарушилось. «Тигры», лишенные в ближнем бою преимущества своего мощного артиллерийского вооружения и толстой брони, успешно расстреливались танками Т-34 с коротких расстояний».
П.А. Ротмистров вспоминал: «Боевые порядки перемешались… Танки кружили, словно подхваченные гигантским водоворотом. «Тридцатьчетверки», маневрируя, изворачиваясь, расстреливали «Тигров» и «Пантер», но и сами, попадая под прямые выстрелы тяжелых вражеских танков и самоходных орудий, замирали, горели, гибли. Ударяясь о броню, рикошетили снаряды, на куски рвались гусеницы, вылетали катки, взрывы боеприпасов внутри машин срывали и отбрасывали в сторону танковые башни… Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами…»
Участник сражения под Прохоровкой подполковник А.А. Голованов вспоминал: «Стоял сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрыв снарядов, дикий скрежет железа, танки шли на танки. Стоял такой грохот, что сдавливало перепонки… Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали в этот жаркий солнечный день ни жажды, ни зноя. Одна мысль, одно стремление: пока жив, бей врага, помоги своему раненому танкисту выбраться из горящего танка. Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, вместе с нами – пехотинцами, искали на поле боя среди горящих вражеских танков их экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их, кто из пистолета, а кто из автомата, схватываясь врукопашную. Каждый из нас сделал на Прохоровском поле всё, что было в человеческих силах».
По словам П.А. Ротмистрова, «артиллерия обеих сторон огонь прекратила. Не бомбила поле боя ни наша, ни вражеская авиация, хотя в воздухе продолжались яростные схватки, и вой сбитых, объятых пламенем самолетов смешивался с грохотом танковой битвы на земле…Поле сражения клубилось дымом и пылью». А.А. Голованов вспоминал: «Всё это длилось целый день, который к вечеру потемнел от пожарищ и дыма на хлебном поле».
Ротмистров писал: «На исходе дня 12 июля противник… усилил сопротивление, особенно на Прохоровском направлении. Одно за другим начали поступать донесения командиров корпусов о мощных контратаках свежих танковых частей врага. В условиях, когда гитлеровцы добились явного превосходства в танках, наступать было явно нецелесообразно. Оценив обстановку, я с разрешения представителя Ставки А.М. Василевского приказал всем корпусам закрепиться на достигнутых рубежах, подтянуть артиллерийские противотанковые полки и отбивать атаки противника огнем танков и артиллерии».
Между тем враг не прекратил попыток продолжить наступление. Южнее Прохоровки танковый корпус оперативной группы «Кампф» предпринял попытку окружить и уничтожить соединения 69-й армии. Чтобы избежать окружения, 15 июля советские войска отошли на армейскую полосу обороны и там закрепились.
Теперь и немцы прекратили наступление. Немецкий генерал и историк К. Типпельскирх сухо констатировал, что «наступление, предпринятое 5 июля обеими немецкими армиями одновременно с севера и юга, несмотря на использование всех сил и мощную поддержку с воздуха, не принесло желаемого результата. 9-я армия, наступавшая на фронте 90 км, после первоначальных успехов уже в первые дни наступления была остановлена, сумев вклиниться в оборону противника лишь на 12 км. Более успешным был удар 4-й танковой армии, но и он не принес решающего успеха. 4-й танковой армии удалось вбить в оборону противника клин глубиной до 35 км. Тем не менее, когда 9-я армия 12 июля была вынуждена приостановить наступление, расстояние между клиньями составляло еще свыше 100 км».
Однако генерал Типпельскирх ничего не сказал об огромных потерях немцев в те дни. В ходе первого же дня сражения в районе Прохоровки немцы потеряли свыше 350 танков. Более 10 тысяч немецких солдат и офицеров были убиты. 332-я немецкая дивизия потеряла 3700 человек и была полностью разгромлена. Отдельные танковые полки утратили большую часть своих бронемашин. В отличие от своего коллеги, немецкий историк Гёрлиц признал причину срыва операции «Цитадель»: «Между 10 и 15 июля фельдмаршалу Манштейну с его наступающими соединениями удалось достигнуть водораздела между Донцом, Пселлом, Сеймом и Ворсклой, затем силы здесь истощились. На высотках у Шебекино и около леса, у Гонки, на шоссе Белгород–Обоянь, наступление остановилось… Последние способные к наступлению соединения догорали и превращались в шлак. Была сломана шея немецких бронетанковых сил».
Рассказывая о том, как была сломана шея немецких бронетанковых сил, Маршал Советского Союза А.М. Василевский писал: «В итоге беспримерного сопротивления советских войск противник, понеся огромные потери и продвинувшись на 12 км на северном фасе Курской дуги и до 35 км на южном, был вынужден прекратить наступление, а затем начать отвод войск. Окружить наши войска… фашистам не удалось. Советская оборона оказалась сильнее. И тогда же были созданы необходимые предпосылки для перехода в запланированное контрнаступление. Главным итогом оборонительного сражения следует, на мой взгляд, считать поражение танковых соединений врага, в результате чего возникло благоприятное для нас соотношение сил по этому важному роду войск. В значительной степени способствовал тому выигрыш нами крупного встречного танкового сражения южнее Прохоровки, в 30 км от Белгорода.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ