«…Некомпетентность, леность и шаловливость «мальчиков» и «девочек» в любом начинании является характерной чертой этого самого времени. Я называю это «взрывом безнравственности», и это мне кажется гораздо опаснее ядерной войны. Мы можем видеть, что с древних времен нравственность и честь (в русском понимании этих слов) много существеннее, чем шпаги, стрелы и слоны, танки и пикирующие бомбардировщики. Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности. Это является единственной действительной причиной катастроф во всей истории, и поэтому, исследуя причины почти всех катаклизмов, мы можем сказать, что разрушение носит характер саморазрушения.
Когда для всех людей честная и напряженная работа станет непривычной, какое будущее может ожидать человечество? Кто сможет кормить, одевать, исцелять и перевозить людей? Бесчестные, каковыми они являются в настоящее время, как они смогут проводить научные и медицинские исследования? Поколения, привыкшие к честному образу жизни, должны вымереть в течение последующих 20 лет, а затем произойдет величайшая катастрофа в истории в виде широко распространяемой технической монокультуры, основы которой сейчас упорно внедряются во всех странах, и даже в Китае, Индонезии и Африке…»
Это выдержка из письма Ивана Антоновича Ефремова американскому палеонтологу Эверету Олсону, датированного 1969 годом. Письмо довольно известное — «введено в оборот» оно было ещё в самом начале 2000 годов, и являлось, наверное, одним из первых случаев обращения к Ефремову не как к писателю-фантасту или ученому-палеонтологу, а как к мыслителю, занимающемуся развитием человеческого общества. Возможно, именно с него и началось переосмысление «ефремовского наследия» в подобном плане. (Подобный момент прекрасно показывает, кстати, зачем нужна публикация переписки писателя, и как важна работа тех людей, кто этим делом занимается).
В любом случае, даже несмотря на то, что данный текст уже давно не является откровением, он крайне важен и интересен. Хотя бы потому, что Иван Антонович довольно точно указал на момент начала катастрофы — 1989 год (как раз двадцать лет от 1969). Причем, рассматривая этот факт, стоит обратить внимание на то, в какое время делался этот прогноз. 1969 год — период максимального взлета нашей цивилизации во всех смыслах, «золотое десятилетие» человечества, время, подобного которому ещё долго не будет. В это время считалось, что все основные проблемы уже решены, и единственный путь, который является актуальным — это путь наращивания знаний и умений нашей цивилизации. Космические корабли всё увереннее бороздили просторы космоса, как раз в указанном году нога человека впервые в истории коснулась поверхности Луны. Поэтому мало кто сомневался в том, что будущее станет чем-то иным, нежели периодом непрерывных космических и иных побед человеческого разума.
Фантасты и футурологи один за другим представляли прогнозы, в которых говорилось об освоении ближайших планет, начале массовых «коммерческих» космических полетов, туристах на Луне (а может быть, и Марсе), переходе на термоядерную энергетику и полном исчезновении большинства болезней, от рака до гриппа. XXI век мыслился, как век окончательной победы разума, полностью победившего все застарелые проблемы, вроде религиозной или национальной вражды между людьми — что так же выглядело, как продолжение тенденций 1960-х годов с ликвидацией колониализма и началом массовой модернизации. Мысль о том, что люди в 2000-х годах будут мыслить так же, как их далёкие предки, выглядела нелепой. А то, что в это время будут открыто отрезать головы из-за неправильной веры, вообще казалось немыслимым…
* * *
Но именно тогда, когда мир, как казалось, шёл к своему Полудню, Иван Антонович сумел заметить признаки совершенно иного движения. «Падение нравственности». В 1960-х годах это выражение казалось если не совершенно устаревшим, мыслящимся где-то рядом с «духовностью», вместе с «уваровским» «православием, самодержавием, народностью», то, по крайней мере, намного менее значимым, нежели указанная мощь прогресса. «Все беды от незнания» — был уверен человек этого времени, и, если честно, он был абсолютно прав — проблема состояла только в том, что под «знанием» он подразумевал вполне конкретный корпус естественных наук. То же, что «выпадало» за пределы этого корпуса, по большей мере человека 1960-х годов не волновало. Это дело «лириков», художников, поэтов – в общем, лиц «не от мира сего». А обращение к этой теме ученого-палеонтолога могло трактоваться исключительно, как «ворчание» немолодого уже человека на нынешнюю молодежь. Вечное и не несущее никакого смысла…
Однако ниже писатель раскрывает то, что подразумевает под «падением нравственности», а именно, пишет: «когда для всех людей честная и напряженная работа станет непривычной», «бесчестные, каковыми они являются в настоящее время, как они смогут проводить научные и медицинские исследования».
Т.е., речь идет вовсе не о той нравственности, о которой обыкновенно говорят обыватели — не о следовании определенному стилю в одежде, уважении старших и скромном сексуальном поведении. Нет, дело намного серьёзнее. Смысл нравственности по Ефремову состоит в отсутствии обмана, в честном взаимоотношении между людьми. Как они при этом одеваются, какую музыку слушают, как и с кем заводят «половые отношения» — вопрос вторичный. Впрочем, вопрос с отношениями половыми как раз восходит к указанному вопросу об отношениях, как таковых — а именно, возможно ли обманывать партнера и строить своё «счастье» на лжи и манипуляции, определяется именно указанной глобальной тенденцией.
В общем, Ефремов предрекает «конец честности» и переходу к «обществу всеобщей лжи». Ситуация довольно странная, если учесть, что традиционно «лживым» считается именно «совок», особенно в своей «сталинской» вариации. Сам Иван Антонович, кстати, от последней был вовсе не в восторге. Впрочем, как и от последующих вариантов развития. И всё же наступление лжи он ожидал вовсе не в прошлом, а в будущем. Тонкость здесь вот в чем. Дело в том, что ложь в т.н. «государственной пропаганде» на самом деле есть не самое страшное, что может случиться. Скорее, наоборот — это довольно безобидное явление, потому, что бороться с ним крайне легко. Телевизор можно выключить, передовицы в газетах можно не читать — что обычно и делается в 99% случаев. И даже в том случае, когда госмашина не просто заваливает граждан своей пропагандой, а ещё и требует от них её изучать, обыкновенно не составляет труда делать это чисто механически. На самом деле, подобное состояние не является прерогативой «совка», а распространено практически по всех государствах мира. К примеру, та же религия долгое время входила в «гражданский минимум» огромного числа стран — но это не мешало там развитию вольнодумства. Достаточно было просто зазубрить основные догмы и определённое число раз посещать церковь — а дальше делай, что хочешь. Если есть желание, конечно — поскольку как раз желания выйти за пределы господствующей идеологии у обывателя как раз и нет. Но это уже не относится к сути дела.
Важнее другое — ложь, закреплённая в идеологии, не так опасна, как ложь, растекающаяся по всему обществу как таковому. Вернее даже, что последняя ложь на много порядков страшнее первой. Ведь действительно, если в учебнике, скажем, по физике, первые главы посвящены «мудрому вождю» и прочему идеологическому бреду, то эти главы можно просто не читать — что все и делают обыкновенно. Гораздо хуже, если этот бред присутствует в самом учебном материале, если в нём используются сомнительные научные выкладки. Конечно, в школьной физике, математике, и т.п. предметах подобные вещи не пройдут — количество людей, разбирающихся в их сути, довольно велико (хотя т.н. «креационизм» и «православная биология» прекрасно сосуществуют). Но вот во многих «специальных» предметах, в которых мало кто понимает, подобное проходит крайне легко. История с тем же «академиком» Петриком, замутившим мозги огромному количеству лиц, или «нанокоролем» Чубайсом, непонятно чем занимающимся последние семь лет, однако неизменно получающим огромные средства из бюджета, являются превосходными примерами последнего.
Впрочем, Чубайс — это крайний случай, когда человека, ставшего символом нечистоплотности, поставили заниматься инновациями с совершенно закономерным результатом. Неужели кто-то думал, что он действительно будет заниматься наукой? Это вор-то, на котором шапка не просто горит, а уже пылает синим пламенем!
Однако, если «персонаж» не столь одиозный, то определить ложь крайне затруднительно. Поэтому, даже если у человека возникает желание добраться до правды, то в этом случае сделать это становится практически невозможным. В отличие от «тоталитарного» или «авторитарного» варианта лжи. В общем, указанная проблема действительно оказывается для человечества фатальной, намного (на несколько порядков) хуже всей государственной идеологии, вместе взятой.
* * *
Но при этом возникает вопрос: какова же природа данной лжи? Действительно, ложь идеологическая определяется желанием правящих слоев распространить свою точку зрения на всё общество ради утверждения своей власти. Но что же движет людьми в случае «общества перманентной лжи»?. На самом деле Иван Антонович дает на этот вопрос исчерпывающий ответ: «шаловливые мальчики». Это не просто дар красноречию, не красивая фраза, а почти научная формула (как и всё, сказанное Ефремовым). Называя людей будущего «шаловливыми мальчиками», он явно указывал на те свойства их личности, которые являются базовыми для грядущей катастрофы. «Шаловливый мальчик» — это ведь не просто ребёнок, а ребёнок, который постоянно находится в состоянии игры. Даже тогда, когда условия выходят за игровые рамки. Т.к. «шалость» — это игровое поведение, продолженное на реальную жизнь. Ребёнок, кстати, именно поэтому не понимает, чем плоха шалость — ведь он занимается ровно тем же, чем привык заниматься. Разбил окно мячом — но ведь мяч для того и существует, чтобы его пинать (а уж куда он попадет — другой вопрос). Выбежал на дорогу — но ведь для ребёнка ещё не существует понятия «дороги», он не понимает, в чем её отличие от детской площадки. И т.д., и т.п.
Т.е. «шаловливое» поведение — это поведение, приемлемое в особом состоянии игровой реальности. В свою очередь последняя — это особое состояние человека, лишённое (в идеале) факторов, способных неконтролируемо привести к неблагоприятным для него последствиям. Данная особенность хорошо видна по компьютерным играм, но и «натурные» обладают подобным свойством. Игровая площадка, как правило, устроена так, чтобы дети не могли там получить травмы — если только сами к этому не будут стремиться. Машины, собаки, подозрительные личности, как правило, туда попасть не могут. То же самое относится и к спортивным играм. Ведь очевидно, что шахматы возможны только тогда, когда за «съеденного» ферзя нельзя получить «в морду», а в футболе запрещается носить холодное оружие. Если бы было иначе, то никакого футбола или шахмат бы не было. Понятное дело, что обеспечивается всё это путем колоссального расхода ресурсов — особенно при массовых игровых мероприятиях.
Стоимость систем безопасности, скажем, при спортивных состязаниях, составляет огромную сумму. Но не меньшие затраты идут на борьбу с «естественными врагами» — к примеру, то же футбольное поле должно быть очищено от камней и кустов, выровнено и засажено ровной травой. Иначе это будет не футбол, а чёрт знает что…
В общем, отсюда можно понять, почему перенос игрового поведения за пределы установленных площадок является недопустимым. Ведь так тяжело устроить жизнь, в которой количество опасных факторов было бы сведено к нулю. Конечно, можно построить, скажем, школу, в которой дети могли бы легко шалить, бегать друг за другом, кидаться всякими предметами — и не получать при этом никакого ущерба (без лестниц, острых углов, тяжёлых вещей и т.д.) Но стоимость данной постройки будет, понятное дело, астрономической. Оборудовать же «для шалостей» всю существующую реальность, вместе со сложной производственной инфраструктурой, разумеется, невозможно. Вот и приходится ограничивать поведение детей, «переводить» их из привычного «игрового мира» в мир реальный. Подобный перевод, кстати, крайне тяжёл и сложен, он очень часто (почти во всех случаях) ведет к расстройствам психики на всю жизнь. Но альтернативой этому выступает, как можно легко понять, неизбежная гибель…
Таким образом, можно понять, что Иван Антонович подразумевает под «шаловливыми мальчиками». А именно — людей, которые утратили понимание реальности, со всеми её опасностями. Которые забыли, что жизнь — не игра, и «идеология абсолютной безопасности» не является её прерогативой. На самом деле, появление и победа подобного типа мышления выступало вполне естественным следствием прошедших в мире изменений. Советский вариант социализма в СССР и созданное под действием его «тени» социальное государство на Западе привели к тому, что возможность полного уничтожения (вплоть до физического — посредством голодной смерти) человека в процессе конкуренции была крайне снижена. Кроме того, научно-технический «взрыв» в это же время обеспечил огромное количество будущих потенциальных рынков (на которых наша цивилизация существует до сих пор), что также позволило на порядки уменьшить разрушительные последствия существовавшей тогда системы.
Именно поэтому человек, если так можно выразиться, надолго остался «в детстве» — в неведомом до того состоянии относительной безопасности и относительно широкого диапазона возможностей. И, разумеется, наиболее «выигрышными» в данном положении оказались те стратегии поведения, в которых «ценности выживания» оказывались в самом «низу». Это понятно – раз выживание обеспечивается «автоматически», то нет смысла тратить на это силы. К подобным «ненужным» стратегиям и относились, как не странно, механизмы «проверки на честность» (вместе со способами наказания лжецов), которые и обеспечивали ранее защиту общества от лжи. Действительно, если ложь как таковая не приводит к гибели, какой смысл тратить силы на отличие её от правды?
* * *
В общем, сложилось положение, похожее на известный анекдот про поручика Ржевского, тот, который «Джентльмены верят на слово? И вот тут-то мне карта и попёрла!» А именно: любой субъект, использующий ложь в своей деятельности, оказывался в колоссальном преимуществе перед остальными. При этом, конечно, надо понимать, что, говоря об отказе от механизмов «защиты от лжи», речь идет именно об механизмах неформальных — переписывать Уголовный Кодекс, понятное дело, под новое состояние никто не стал. Однако это позволило лишь «отдалить» угрозу катастрофы. К примеру, продавать наркотики было по-прежнему нельзя, однако рассказывать о их благе оказалось можно — чем многие и воспользовались, создав особую «наркокультуру», которая в деле распространения данной заразы намного важнее, нежели все преступные организации, вместе взятые. Просто авторы, воспевающие «кайф» и «расширение сознания» перестали задумываться над тем, что же они несут массам, и уж тем более, перестали связывать свои творения с «обдолбанными ублюдками», грабящими прохожих. «Игровая реальность» в чистом виде: мы лишь писали (пели, снимали) о том, о чем хотелось, и всё. А то, что употребление наркотиков дает рост преступности, является прерогативой полиции, пускай она об этом и думает…
То же самое можно отнести и ко всем остальным областям, включая политику. Практически везде парадигма о «нерушимости и неизменности мира» по отношению к любым действиям является основной. «Что бы ни случилось, но главный герой не может умереть» — эта, сама по себе крайне опасная, ложь проникла с киноэкрана в жизнь и стала базисом для поведения современного человека. А раз так, то основным мотивом его поведения стала концепция: «живи сам и давай жить другим», которая и выступает главным лейтмотивом современного мира во всех странах и континентах. То, что те или иные действия людей способны привести к разрушению самого мира, реальности как таковой, является для современного человека тайной за семью печатями. Он живет так, будто твёрдо уверен, что в любой ситуации можно нажать «ctrl+S» и «загрузиться снова» (с определёнными потерями, но всё равно вновь «перерешить» указанную ситуацию).
В подобной ситуации, если честно, даже указанное распространение лжи смотрится, как не самая большая проблема. Но вообще становится понятным, почему Иван Антонович в 1969 году столь мрачно смотрел на будущее человечества, светлые перспективы которого ещё недавно и весьма талантливо описывал. Дело в том, что ещё недавно была огромная надежда на то, что общество сможет справиться с данной «напастью», выработать активные механизмы противодействия данной угрозе. Ведь, на самом деле, в указанном положении нет ничего страшного — да, «испытание сытостью» так же серьёзно, как испытание голодом, но построить ограничения для указанных проблем ничего не запрещает. Но общество предпочло «отдыхать». А далее — вполне очевидный процесс. Количество указанных «мальчиков» росло, ложь всё сильнее пронизывала все общественные структуры — а значит, возможность коллективного противостояния этой проблеме падала. И к указанному году, очевидно, упала настолько, что позволило писателю заключить: всё, конец! «Дорогой Леонид Ильич» мог и дальше строить заводы и выдавать людям квартиры, благосостояние граждан могло расти — но «горизонт событий» грядущей ловушки был уже пройден, и 1990-е годы были уже неизбежны. «Приход к власти» поколения «игривых мальчиков», они же «homo ludens» остановить было нельзя…